Неснятое кино

Деветьяров взвился:

– Из общества инвалидов позови!

– Знаешь что? – тоже взвился Шленский. – Кто меня уговаривал сюда ехать? Горбачев? Приехал – работай!

– Aгa! – закричал Деветьяров. – Сейчас! Сейчас папа бросит все дела и пойдет чинить самолетики!

Он встал и вышел из номера, с размаху хлопнув дверью. Шленский, уже набравший полную грудь воздуха для ответа, пыхтя от возмущения, забегал по номеру.

Выпустив пар, он забрался на диван и попробовал продолжить работу, но за окном начался методичный стук теннисного мяча о стенку. Шленский обхватил голову руками, потом соскочил с дивана и, нашарив ногами тапки, вышел на лоджию.

Мячом о стенку на площадке под окнами колотил Деветьяров.

Шленский вернулся в комнату и стоически вернулся к работе, но характер звуков сменился, и он снова вышел на лоджию. Деветьяров гонял мяч уже не один, а в паре с Асланом. При этом у него появилась болельщица – маленькая Шефер.

– Убивать надо! Всех, – убежденно сказал сам себе Шленский и вернулся в номер. Но когда к звукам теннисного поединка прибавилось женское хоровое скандирование: «Андрю-ша! Андрю-ша!» – Шленский не выдержал. Запустив кассетой в кресло, где раньше сидел Деветьяров, он схватил ключ и пулей вылетел из номера.

И столкнулся с Евой Сергеевной, ожидавшей лифта. Она многозначительно улыбнулась:

– О! Как кстати. Есть разговор…

На столе стояли стаканы с коньяком, полупустая бутылка и раскромсанный кусок халвы на блюдечке.

– Чем вы расстроены? – поинтересовалась Ева Сергеевна.

– Девочками, – ответил Шленский. – Они, конечно…

– Да-да, – понимающе кивнула Е.С. – Но все-таки есть две-три довольно перспективных, правда?

– Кто? – поднял голову Шленский.

– Жукова, – мгновенно ответила Ева Сергеевна и, как если бы Шленский недослышал, повторила: – Жукова.

Не зная, что ответить, Шленский молчал.

– Вам же надо будет на ком-то строить шоу, не говоря уже о церемонии награждения… – продолжила Е.С. свою мысль.

– А что, уже известно…

– Ленечка, – ответила Ева Сергеевна, – ничего не известно. Просто я очень вам симпатизирую и иногда могу, скажем так, проговариваться. А ваше профессиональное мнение может помочь членам жюри сориентироваться…

– Ясно, – сказал Шленский, которому ничего ясно не было.

– Это очень хорошо, если ясно, – заметила Ева Сергеевна. – И еще. Ведь у нас с вами могут быть свои маленькие секреты?

– Могут, – неуверенно согласился Шленский.

– Роман Юрьевич – он славный, но очень мнительный…

– Понимаю.

– Вы профессионал и взрослый человек, и я могу быть с вами совершенно откровенна: мужские привязанности очень понятны, я вовсе не ханжа, но это иногда мешает объективному восприятию. У Романа Юрьевича есть свои симпатии среди девочек. Кто же против, но это не должно вредить делу, не так ли? – Она уже не улыбалась.

– Не должно, – согласился Шленский.

В дверь постучали.

– Да! – резко крикнула Ева Сергеевна.

В проеме дверей появилась голова Кузнецовой.

– Ева Сергеевна, я позвонить.

– Сейчас нельзя, – ответила та.

– Но вы сказали – в семь часов.

– Сейчас – нельзя, – раздельно повторила Ева Сергеевна.

– Но там уже ночь… – умоляюще произнесла девушка.

– Закройте дверь! – вдруг заорала Ева Сергеевна. – Как я устала от них от всех, – поделилась она со Шленским, когда дверь закрылась. – Давайте еще выпьем.

Не дожидаясь согласия, Ева Сергеевна сама налила в стаканы.

– Ну, за нашу долгую дружбу, Ленечка! Ведь этот конкурс – не последний, у нас с вами большое будущее…

Ева Сергеевна отпила из стакана, Шленский пригубил.

– А вы, я вижу, почти не пьете, – заметила она.

– Почти, – улыбнулся Шленский.

– Молодой, талантливый, непьющий… – Ева Сергеевна внимательно рассматривала его. – Просто клад!

– Поэтому так глубоко и закопали, – отшутился Шленский. Он отставил стакан и пояснил: – Да нет, просто мне сегодня еще работать.

– А вы не напрягайтесь, – посоветовала Ева Сергеевна. – Вы же молодой мужчина и имеете право на отдых; здесь для этого все условия… Кстати, у девушек режим, и я строго за этим слежу. Но боюсь, на вас моего внимания может не хватить…

Шленский закаменел. Ева Сергеевна рассмеялась и коснулась его руки фиолетовым коготком:

– Ну что вы? Мы же с вами друзья…

Дверь распахнулась, и в номер оргкомитета стремительно вошел Роман Юрьевич, а за ним телохранитель Степан и еще какой-то одутловатый человек.

– А, совращаешь молодежь? – весело поинтересовался Роман Юрьевич у Евы Сергеевны. В глазах у него блестели злобные огоньки. – Дело!

– Уже совратила, – светло улыбнулась Ева Сергеевна и поприветствовала одутловатого: – Привет, Олежек!

– Он не Олежек! – закричал Роман Юрьевич. – Секунду! – бросил он Шленскому и, развернув кресло на колесиках, уселся напротив одутловатого, оставшегося стоять у входа в комнату. – Он не Олежек! – повторил Роман Юрьевич, наставив палец. – Он никто и звать его никак!

– Рома… – начал было одутловатый, но Роман Юрьевич поднятием пальца остановил его речь.

– Не надо мне ничего объяснять, – тихо попросил он. – Я не мент. – Он повернулся к Еве Сергеевне: – Весь город оклеен календарями с Черышевой. Пленки на комбинат отдал ты. Нет?

– Не надо так, Рома… – ответил Олег.