Неснятое кино

– А я заводной! – заорал Шленский. – Я заводной и буду лечить ваш санаторий, пока не сдохну! Уйди с глаз, рыжая, пока я не убил тебя этим огрызком! Умения – как у морской свинки, а гонору – на Голливуд!

Стеценко фыркнула, но все-таки убралась за кулисы, из-за которых тут же высунулась Веснина.

– Леонид Михалыч, а что, опять с самого начала?

Шленский запустил в кулису огрызком.

– Псих, – заметила Лаврушина. – Но симпатичный.

– Начали!

– А-а-а! – заорал Деветьяров и, схватившись за голову, картинно рухнул на колени перед Весниной. – Наташенька! – взмолился Деветьяров. – Ну, давай еще раз. Последний китайский раз.

– Ta-та-та, ту! Ту-ту, та, та! – прохлопал он ритм.

Веснина попробовала повторить – и снова мимо ритма.

Деветьярова скривило, как от зубной боли.

– Я научусь, честное слово, – пообещала Веснина.

– Научишься – женюсь, – пообещал Деветьяров.

– А мне и не надо, – сказала Веснина, и взрыв женского хохота потряс зал.

– Ну, давай от печки, – сказал Шленский.

– Меня зовут Лена Кузнецова, – сказала Кузнецова. – Я из Нижнеудинска, работаю медсестрой…

– А легче? – попросил Шленский. – Ну, как будто кругом не враги.

– Меня зовут Лена Кузнецова…

– Как тебя зовут?

– Да что же это у него с памятью? – громким шепотом сказала Стеценко. Малютка Шефер в зале прыснула.

– Убью! – не оборачиваясь, крикнул Шленский. – Давай, давай…

– Меня зовут Лена Кузнецова, – сказала Кузнецова.

– Зоя Космодемьянская.

– Нет, Кузнецова. – Лена улыбнулась.

– Замри! – заорал Шленский. – Во-от, ты же улыбаться умеешь! А чего скрывала? Ну, раз ты не Зоя Космодемьянская, а Лена Кузнецова, да еще такая симпатичная, – давай еще раз…

…В одиннадцатом часу вечера Деветьяров и Веснина сидели на полу спортзала друг напротив друга и, как туземцы в барабан, стучали по полу. Веснина все пыталась поймать свой хлопок.

– Та-та-та, ту! Ту-ту, та, та!

– Ой, – сказала Веснина. – Ой, получилось.

– Еще разок – давай? – не поверил ушам Деветьяров.

Веснина дала еще разок.

– Получилось! – Она завизжала от восторга, повисла на шее у Деветьярова и звучно поцеловала его в щеку.

В приоткрытую дверь спортзала за всем этим наблюдали Жукова и Стеценко.

– Теперь точно женится, – сказала Стеценко.

– Это мне, – сказал Деветьяров, забирая со стола у Лаврушиной и Черышевой пирожные с кремом.

– Ну Андрей Николаевич! – возмущенно крикнула Лаврушина.

– Козленочком станешь, – сказал неумолимый Деветьяров и откусил от пирожного.

Смешливая Шефер опять прыснула.

– А ты ешь, Мэрилин павлодарская, а то тебя в профиль не видно… Девочки, – обратился он к лишенным сладкого, – с завтрашнего дня ваши полдники идут на поправку Шефер!

Закончив свое антре, Деветьяров присел за столик, где полдничал Шленский, и положил перед ним надкусанное пирожное.

– Это тебе, Эфрос. От конкурсанток.

– Спасибо, – не моргнув глазом сказал Шленский и положил пирожное в рот.

– Приятного аппетита, Леонид Михайлович, – остановившись, сказала проходившая к своему столику Кузнецова.

– Пользуешься успехом, – поднял брови Деветьяров.

– Я им – не пользуюсь, – ответил Шленский.

Один эскиз сменялся другим.

– Это пролог, – комментировал художник, щупловатый парень с бородкой а-ля Арамис. – Значит, здесь вот – как договаривались, металлическая лента, а стробоскоп либо здесь, либо здесь.

– Может быть, сюда какое-нибудь цветовое пятно? – спросил Шленский.

– А будет! – сказал художник. – Там же фотография цветная, в цвете сомо…

– В каком?..

– Сомо. Ну это такой… желто-розовый.

– А кто это сказал? – поинтересовался Шленский. – Насчет фотографии?

– Ева, – сказал художник. – Она говорит, вы в курсе.

– Ясно. И кто там будет… в цвете сомо?..

– Да я откуда знаю… – ответил художник и, почему-то опустив глаза, занялся поиском следующего эскиза.

– Ну, вот и не больно. Ну, вот и совсем не больно…

Посреди спортзала лежала Лаврушина. Остальные сидели и стояли вокруг, глядя, как Деветьяров медленно покручивал туда-сюда ее подвернутую стопу. Лаврушина морщилась с неподдельным испугом в глазах.

– И ничего там связки не порваны, – сказал наконец Деветьяров, – не дурите мне голову! Это вывих, – сказал он, поглаживая Лаврушину по ноге.

Жукова, Черышева и Веснина внимательно следили за этим братским поглаживанием.

– А по-моему, и вывиха нет, – сказала Черышева.

– Сто-о-оп! – заорал Шленский.

– Боже мой, – поморщилась Даля. – Зачем же кричать?

– Раз и! Два и! – Деветьяров под музыку гонял девушек по спортзалу, но в этом уже явственно просматривались черты какого-то номера.

Шленский, под ту же музыку сидя в своем номере над листами писчей бумаги, изрисовывал их сценарием будущего шоу.

– Три и! Четыре и! – на весь спортзал хлопал в ладоши Деветьяров. – Стоп! Наташа, Саша, Лена, – еще раз свой проход!

– Стоп! – стоя в проходе кинозала, кричал Шленский. – Шефер, собери мозги в кучку. Еще раз!

– И раз! И два! – кричал Деветьяров в спортзале.

– Убью всех! – орал Шленский в кинозале. – На каком такте начинаем идти?

– На пятом! – стонал в спортзале Деветьяров. – На пятом акте идем!

– У нас сейчас обед, – робко заметила Шефер.

– У вас сейчас я, – безжалостно отрезал Деветьяров.

– Еще раз, – командовал Шленский.