Неснятое кино

Однако обещанный им презент – старинный и, судя по всему, дорогой гобелен – лежал на тахте. С. присел рядом: помедлив, снова развернул его – огромный рыжий конь скакал мимо средневекового замка.

С. провел пальцем по гобелену.

– Бред какой-то, – пробурчал он и вышел из комнаты.

Перед полкой с телефоном С. остановился и в который раз обвел взглядом тесный закуток коридора.

– Тань, – окликнул он наконец жену, – я вчера телефон записывал американца этого. Ты не знаешь, где он?

– Не знаю, – бесстрастно ответила из кухни жена.

– Прямо тут где-то оставлял, – пожаловался С. – Ты не убирала?

– Я не домработница, – донеслось с кухни. – Я не обязана следить за твоими бумажками.

С. сорвался.

– Я не говорю, что ты обязана! – заорал он и опрометью кинулся в кухню. – Я не говорил этого! Я просто спросил: может быть, ты видела?

Жена, стоя у раковины, ожесточенно терла щеткой сковороду.

– Не видела! И не знаю я, кто тебе звонит и кому звонишь ты! Не знаю и знать не хочу!

– Дура! – закричал С. – Дура, при чем тут?..

И осекся.

Таня несколько секунд терла сковороду, потом повернула к нему стареющее лицо.

– При чем тут – что? – спросила она.

На третьем этаже хлопнула дверь, простучали вниз по лестнице шаги: С. вышел из подъезда и, перейдя двор-колодец, полутемный в ранних петербургских сумерках, завернул за угол. Там, уже невидимый из окон собственной квартиры, зашел в телефонную будку. Набрал номер, постоял чуть дольше, чем нужно было, чтобы понять: никто не подойдет. Вышел из будки и, вернувшись во двор, отпер большой висячий замок на обитой жестью двери подвала.

Через несколько секунд зажегся свет в подвале, опустились плотные тяжелые шторы.

В своей фотолаборатории, в красном свете безопасного для пленок фонаря, С. был похож на средневекового алхимика. Да и в самой процедуре печати было что-то завораживающее. Сходство с алхимиком усиливалось тем, что С. без перерыва бормотал что-то, и в бормотании этом повторялось:

– Вильямс, Уильямсон… Ч-черт, как же его?

Он заправил пленку в коробку и начал заливать проявитель.

Залив его, засек время и присел на табурет рядом, мыча что-то нечленораздельное.

Фамилия иностранца вертелась в сознании, напоминая что-то, но что именно, вспомнить не мог.

– Виллис, – пробормотал С., устанавливая фотоувеличитель на резкость. – Нет. Презент от фирмы… Твою мать, а?

Он привычно взял щипчиками первый отпечаток и опустил в ванночку с раствором. Через несколько секунд на листе стало медленно появляться смеющееся лицо Лики.

Стрелки старенького будильника показывали начало десятого.

Снился звонящий телефон, упавшая тарелка и красная борщевая лужа на линолеуме. А телефон все звонил. Потом оказалось: звонят в дверь и уже не во сне.

– Телеграмму примите, – хмуро сказала тетка с тяжелым лицом.

– А?

С. – в утреннем ознобе, полуодетый – топтался в прихожей. Буквы в телеграмме прыгали, не желая становиться словами. Он смотрел в телеграфный бланк, ничего не понимая. Наконец – прочел.

– Распишитесь, – сказала женщина, подставляя тетрадь с привязанным огрызком карандаша. – Распишитесь! – повторила она.

С. чиркнул по бумаге, и почтальонша исчезла, оставив его в прихожей – полуодетого, с телеграммой в руке.

Он вошел в комнату. Еще не начинало светать. Жена спала. Он немного постоял, глядя на нее, потом побрел на кухню. Там стоял на столе стакан с остатками ночного чая. С. плеснул в него воды из чайника, поднес ко рту. И, поставив обратно, снова уставился в телеграмму.

«ЛИКА УМЕРЛА ТЧК СРОЧНО ПРИЕЗЖАЙТЕ»

Электричка, почти пустая в этот рассветный час, отползла от перрона и через несколько секунд скрылась в стене тумана.

В предпоследнем вагоне, у окна, глядя невидящими глазами на медленно плывущий мимо пейзаж, сидел С.

…Электричка, разогнавшись, летела мимо спящих петербургских кварталов, пронизывала отсыревший за ночь воздух, короткими гудками будила пригород. Взлетали наверх и снова падали провода.

С. задремал и в тяжелой полудреме увидел лицо Лики – на своих фотографиях, в кювете с закрепителем, – чудесное, открытое, смеющееся, совершенно живое лицо.

Вдруг, заскрипев всеми сочленениями, электричка остановилась посреди перегона. С. открыл глаза, несколько секунд бессмысленно смотрел в окно на застывший, утонувший в молоке пейзаж, потом огляделся. Немногочисленные пассажиры спокойно подремывали или просто сидели, глядя в никуда. Вдруг, как всегда хрипло и неразборчиво, забурчало вагонное радио.

– Что? – напрягся С. – Что он сказал?

Сидевший через проход молча пожал плечами.

– Пути ремонтируют, – сказал другой. – Размыло.

С. отвернулся к окну.

Поезд стоял. Сразу за насыпью, за телеграфной линией, уходило в туман клочковатое поле. На телеграфном проводе сидел ворон.

С. отвернулся от окна, но потом снова повернулся к нему.

Ворон тоже повернулся и смотрел теперь прямо на него. С минуту они смотрели друг на друга – птица и человек. Человек не выдержал первым: провожаемый взглядами пассажиров, он встал и перешел в другой вагон.