Неснятое кино

Он встал на четвереньки и принялся быстро разгребать руками землю, потом поднял наверх налитые безумием глаза: над отвалом могилы стояли двое в плащ-палатках.

– Выходи, – сказал один из них.

– Нет, – сказал С., не поднимаясь с четверенек.

– Выходи! – повторил человек в плащ-палатке.

– Нет, нет, нет, – затравленно зашептал С. и начал судорожно отбрасывать руками комья глины, царапать пальцами появившуюся крышку гроба.

– Вот гад, – с неожиданной ненавистью произнес второй человек в плащ-палатке и заорал: – А ну вылазь!

– Отставить крик, – приказал второму первый.

Человек в яме завыл.

Старшой прыгнул в яму.

– А ну давай, Михеенко, – сказал он уже оттуда. – Только осторожнее .

Человек в яме плашмя лежал на земле и, вцепившись руками в гроб, выл и выкрикивал что-то бессвязное.

– Она живая! – кричал он. – Пустите! Это я виноват! Она предупреждала! Жизнь уходит на снимок! Она живая, пустите!

– Помоги, чего смотришь! – закричал Михеенко стоявшему наверху сторожу.

Вытащенный наверх, С., стоя на коленях, цеплялся теперь за ограду соседней могилы, но его отцепили, разжав пальцы, и, оттащив, бросили на землю. Теперь он не сопротивлялся, а просто лежал, без слов воя в кладбищенский глинозем.

Сторож быстро подобрал с земли фонарь и лопату, поднял с могильного отвала и чуть ли не с поклоном подал Михеенко слетевшую фуражку.

– Связать? – отряхивая ее, спросил Михеенко. Он был возбужден схваткой.

– Отставить, – сказал старшина, глядя на корчившегося у его ног человека. – Отставить.

С. очнулся от ломоты в теле и чьих-то далеких криков. Он открыл глаза и увидел над собою окно. За ним виднелся расчерченный решеткой на квадраты кусок тусклого неба и край кирпичной стены с колючей проволокой поверху.

В полутемной комнате, кроме С., находилось еще трое. Все они смотрели на него.

– Где я? – спросил С.

– Вы в психиатрической лечебнице, мой друг, – мягко ответил за всех лысый старичок, сидевший с ногами на кровати. – Так же, как и мы, впрочем, – с кривой улыбкой добавил он.

– Вы спали, – хмуро пояснил сидевший поодаль мужчина. – Долго спали.

Только тут С. начал вспоминать, что произошло.

– Ну-с, – услышал он, – расскажите, что случилось…

Старичок буравил его взглядом серых глазок, не скрывая интереса к истории болезни.

– Рассказывать я буду врачу, – ответил С.

Его слова произвели странный эффект. Все переглянулись.

Старичок помрачнел.

– Я и есть врач, – сказал он.

У дальнего окна громко захохотал, забился в смеховых судорогах здоровенный, обритый наголо и привязанный к кровати детина. Голова его была жестоко исполосована: видимо, ее брили тупой бритвой.

– Я и есть врач! – закричал старичок, сжав маленькие кулачки. – Я главный врач этой лечебницы! Я доктор медицинских наук! Я профессор!

Он с неожиданной легкостью сорвался с кровати, метнулся через палату.

– Выпустите меня! Негодяи! – истошно закричал он, колотясь в запертую дверь.

Его хмурый сосед быстро проковылял следом.

– Ну зачем, зачем… – Он бережно обнял старичка за плечи и повел на место. – Нельзя так… Вы же знаете.

– Знаю, – неожиданно сдался старичок. – Знаю…

Он лег на кровать и, вздохнув, свернулся калачиком, как ребенок. Обритый наголо детина, привязанный к кровати, издал смешок, больше похожий на всхлип, и тоже затих.

Хмурый тяжело посмотрел на С., словно решая, сказать ли ему что-то. Затем встал и, подволакивая ногу, подошел к окну, прищурился на тусклое, едва просвечивающее сквозь облака солнце.

– Скоро обход, – сказал он.

Слова эти тяжело повисли в воздухе палаты. Старичок еще больше сжался на постели.

С. со своего места внимательно смотрел за происходящим.

Вскоре гнетущую тишину палаты нарушили звуки, доносившиеся снаружи. Кто-то – и, судя по голосам, немалым числом – шел по коридору. В общем гуле выделялся визгливый, без перерыву хохотавший голосок.

С. глянул на соседей. Эмбрионом сжался на кровати старичок; закрыв глаза, играл желваками обритый; хмурый, стоя у окна спиной к двери, внимательно смотрел на С.

– Ну, говорите же, – сказал С.

Тут дверь распахнулась, и тонкий, как жила, человек в белом халате крикнул тем самым визгливым голосом:

– Обхо-о-од! – И засуетился: – Сесть, всем сесть, кроватки поправить…

За его спиной появились и начали входить в палату люди в грязно-белых халатах и шапочках. Первым шел невысокий крепыш с неподвижным лицом. За его спиной располагалась многочисленная свита.

Войдя, крепыш первым делом направился к кровати с привязанным.

– Ну-с, – растянув улыбкой пухлые губы, обратился он к пациенту. – Как наши дела?

Обритый молчал.

– Посмотрим глаза, – сообщил сопровождающим крепыш. Нагнувшись, он взял обритого за лицо, пальцем низко оттянул ему веко. – Желтые, – поделился он с коллегами и вытер руку о полу халата. – Режима не менять.

Тут С. с ужасом увидел на халате у главврача большие пятна – в лучшем случае пищевого происхождения. Не краше были и руки: под нестрижеными ногтями крепыша собралась недельная грязь.

– Как вы? – обратился он тем временем к хмурому, покорно сидевшему в изголовье кровати. – Помогли наши лекарства? К вам пришло успокоение?

– Да, – бесцветным голосом сказал хмурый.