Неснятое кино

– А нравится ли вам «Лечение по системе доктора Смоля и профессора Перро»? – осведомился он.

– Боже мой! – Хмурый не мог слышать этих слов. – «Лечение»! Они вываливают нас в смоле и перьях. Это ужасно!..

– Это название рассказа, – перебил его С.

– Что?

– Это рассказ Эдгара По! Все, что случилось здесь той ночью, было сочинено им полтора века назад. И стало явью потому, что здесь оказался – я.

Сосед молчал.

– Я – воронка, – продолжал горячо шептать С. – Рядом со мной опасно, понимаете? Я не знаю как, но я стал персонажем из его новелл. И втягиваю в них каждого, кто окажется поблизости…

– Вы больны, – перебил его хмурый. – Поверьте мне как врачу. Вы действительно больны.

– А вы? – шепотом крикнул С.

Хмурый не ответил.

– Поймите, – шептал С., – фантазия, в которую вы попали по моей вине, – не самая печальная. На мне – кровь. И я должен бежать отсюда, чтобы распутать другой, по-настоящему страшный сюжет.

– Если вы убежите… – Хмурый запнулся и молчал несколько секунд. – Этот коротыш – у него паранойя. Они убьют всех нас.

– Вы ничего не поняли, – ответил С. – Если я убегу отсюда, этот сюжет распадется сам собой! Они вернутся в палаты и уснут, как спали в ту ночь, когда сюда привезли меня. Они уснут – и все забудут!

– Дай-то бог… – глухо прорычал хмурый, и С. услышал в его голосе незнакомые нотки. – Я-то не забуду…

Помолчали.

– Вы хорошо знаете эту клинику, – сказал С. – Как можно выбраться отсюда?

Хмурый посмотрел с опаской.

– Есть один способ, – сказал он. – Я хотел сам, но… Слушайте внимательно.

В предутренний час – час меж волком и собакой – через глухую больничную стену перевалился и тяжело упал на влажную землю человек. Это был С.

Неловко упав на четвереньки, он поднялся и побежал через поле – на шум поезда, к железнодорожной ветке. Почти добежав до опушки леса, бегущий осмелился обернуться: погони не было. Обыкновенная городская клиника темнела на том конце поля, и на секунду С. усомнился, было ли в действительности то, что он видел собственными глазами…

Электричка везла его в Петербург. Он беспокойно дремал – в последнем вагоне, забившись в угол, подальше от людей.

Стучали колеса, и в такт им, не стихая, звучали в его бессонном мозгу строки бессмертного «Ворона»…

Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой,
Над старинными томами я склонялся в полусне,
Грезам странным отдавался, вдруг неясный звук раздался,
Будто кто-то постучался, постучался в дверь ко мне.
«Это, верно, – прошептал я, – гость в полночной тишине, —
Гость стучится в дверь ко мне».

И завес пурпурных трепет издавал как будто лепет,

Трепет, лепет, наполнявший темным чувством сердце мне.
Непонятный страх смиряя, встал я с места, повторяя:
«Это только гость, блуждая, постучался в дверь ко мне, Поздний гость приюта просит в полуночной тишине,
Гость стучится в дверь ко мне»…

Поезд заскрипел всеми суставами и остановился. С. открыл глаза. Забурчало радио.

– Что он сказал? – переспросил у С. гражданин, сидевший через сиденье.

– Ремонт, – ответил С. – Пути размыло.

Да, это было то же самое место: кочковатое черное поле уходило в туман, телеграфные столбы тянулись вдоль лощины…

Но ворона за окном не было, и вскоре С. снова задремал. Тревожные строки зазвучали в мозгу вновь.

Вновь я в комнату вернулся – обернулся – содрогнулся —
Стук раздался, но слышнее, чем звучал он до того.
«Видно, что-нибудь сломилось, что-нибудь пошевелилось,
Там, за ставнями, забилось у окошка моего.
Это ветер, – усмирю я трепет сердца моего, —
Ветер, больше ничего».

Я открыл окно, и странный гость полночный, гость нежданный

Ворон царственный влетает: я привета от него
Не дождался. Но отважно, как хозяин, гордо, важно,
Полетел он прямо к двери, к двери дома моего,
И вспорхнул на бюст Паллады, сел так тихо на него.
Сел – и больше ничего…

– Сынок! Приехали!

С. открыл глаза. Какая-то бабулька трясла его за плечо.

Поезд стоял. За окном в утреннем сером полусвете простирал вдаль квадраты своих кварталов Петербург.