Офицер так и смотрит. Чин немалый, возможно, один из командиров облавы. Куда больше Марине не нравятся сопровождающие его сержанты. Если он — зверь, боевая машина, нечто вроде киношного Линка. То они напоминают каких-то хорьков. Тоже хищников, но сильно других. Тех, кто убивают получая от этого удовольствие. Очень Марине не нравится, как они на них, особенно, на Хейс, смотрят. Эр до боли стискивает Марине руку.
Шепчет.
— Мне страшно.
Марине так не особо, скорее просто сосредоточенность, как перед серьёзной дракой.
Хейс смотрит бесстрашно: с одной стороны, считает, что законы в стране скорее работают, чем нет, но с другой — вспоминается, что отец, как и любой крестьянин, слегка оппозиционный любой власти, Безопасников зверино ненавидел. Говорил только очень сильно по-пьяни. Она и не знала, что так кого-то ненавидеть можно. С войны накипело. По обмолвкам поняла, что отец участвовал в солдатском бунте, подавленным Безопасностью. «По своим стреляли, скоты». Хейс для себя так и не решила, кто в тех бунтах был прав.
Когда так смотрят как те двое, Хейс не нравится. Даже ни как на вещь, а как ни пищу, которую можно сожрать, не интересуясь её мнением.
Офицер представляется. Просит предъявить документы. Марина мысленно хихикает. Сордар всю жизнь пользовался только одним именем и фамилией, хотя и того, и другого у него не меньше, чем у неё.
Козырнув, возвращает. Ни один мускул не дрогнул.
— Всё в порядке, господин адмирал.
Пристально смотрит на Хейс.
— Ваши документы.
— Основание. — с интонацией волкодава перед дракой ворчит Сордар.
— Всеобщая проверка. Приказ министра. Проводится по согласованию с МО. Приказ…
— Я не хуже вас знаю номер этого приказа. Здесь нет «лиц, уклоняющихся от мобилизации и оказывающих им содействие».
А эти двое вполне умеют ощупать глазами, так что почти физическую боль ощущаешь. Хейс ощущает словно грязью облили. Но они не только достоинства фигуры не проигнорировали. Кажется, заметили, что у неё кобура. Сордар невозмутимо продолжает.
— Моё имя вполне достаточная гарантия.
— Так точно, вполне.
Эр только сейчас руку отпустила. Молчала, пока через оцепление шли. Потом только сказала.
— Они страшные. Я их боюсь.
— У них работа такая, — всё-таки у них Кэрдин главная. Совсем плохое говорить неохота, но и врать не следует.
— Вот не пойму, работа у них сволочная, или сами они такие конченные мудаки, — через плечо бросает Сордар.
Хейс не знает, что сказать. Со всех сторон как-то всё было неправильно.
— Сордар, а вообще, дезертиров много?
— Раз такую облаву устроили, то сама подумай.
— Не факт, что тут вообще их ловили. Вернее, они, наверное, поводом были. Тут ведь и контрабанду, и наркотики найти можно, надо только знать, где искать.
— Ты неисправима. Но осторожнее надо быть.
— Попробовали бы они два кода взять! Я бы им такое устроила!
— Ты-то, может, и да. Но у неё-то никаких кодов нет.
— Я вообще-то ничего не нарушала, документы и разрешение на оружие у меня при себе были.
— Они явно тебя проверить хотели. Этот бы им не дал бы, конечно, но ведь они могли быть одни… Я не очень верю, что туда одних принципиальных берут.
— Точнее, не веришь вообще.
— Просто, я немного знаком со спецификой их работы. Их что-то слишком много в тылу развелось. Слишком! И либо я чего-то не знаю, либо кому-то пора чистку в аппарате устраивать. Кстати, — он поворачивается к Хейс, — телефончик запомни, — диктует номер. Если и правда в историю с ними влипнешь, позвони. Там легко и изящно объяснят глубину их ошибки. Там в курсе, что ты под моей защитой.
— Чей это номер?
— Прямой Кэрдин. Сама понимаешь, это как оружие.
— Вам НИКОГДА не придётся жалеть о сделанном, принц.
— Да я и не сомневаюсь.
— Я, кстати, тоже номерок этот запомнила. — победоносно заявляет Марина.
— Ты и так его знаешь. Сейчас несколько не время для твоих розыгрышей.
— Уж и пошутить нельзя.
— С некоторыми вещами — нельзя. Здесь жизнь, а не «Сордаровка». Жизнь бьёт. Временами — сильно.
— Я знаю, — вздохнув говорит Эрида, — мой День Рождения и смерть Мамы — один и тот же день. Он и сейчас тоскует о ней. Не говорит мне, но я всё равно знаю. — звучит в голосе известная только Сордару спокойная беспощадная уверенность Херта. Он на смерть посылал с такой интонацией. Посылал на смерть, зная, что иначе нельзя. Если не погибнут эти, где-то умрут другие. Кого гораздо больше.
Марина не была бы Мариной, позволь она хоть кому оставить за собой последнее слово. С обычной бестактностью интересуется.
— Ну, очень сильно в принципе, я ещё готова согласится, что нас тут быть не должно. Даже, допускаю, что степень приятности этого места сильно преувеличена. Так же я прекрасно понимаю, что ты человек взрослый и можешь приключений искать, где тебе в голову взбредёт. Но одновременно, я не понимаю, что же ты тут делал? Может, на охоту за… ночными бабочками выходил, а мы тебе всё испортили? Время-то сейчас как раз для охоты располагающее…
— За бабочками пусть Херенокт охотится. Он это дело любит. Такие экземпляры, слыхал, в его коллекцию залетают…
— И какие же?
— Так это ты, а не я с ним недавно виделась…