Несносная заложница

Я бы так и пролежала целый день в кровати, если бы голод не сморил. Неохотно стаскиваю свое ленивое тело с кровати, накидываю домашний халат и спускаюсь по крученой лестнице в кухню. Приглушенные голоса, слышу, как только спускаюсь с лестницы. Поди, опять папенька переговоры устроил в кабинете. Я неподобающе одета для приема гостей, но настолько подавлена и голодна, что мне до фени кого в наш дом принесла нелегкая. Пусть, хоть съезд президентов!

Вхожу на кухню и подскакиваю от неожиданности, услышав скрипучий голос позади.

— Софья, дорогая! Ты что же босиком, свет моих очей? — подходит мой названный муж, кладет мерзкую сморщенную руку на плечо, проводит до локтя, касается спинки костяшками пальцев.

От его, казалось бы, невинных прикосновений мне дурно. Выворачиваюсь из-под его рук, поворачиваюсь и запахиваю сильней шелковый халат на груди, по которой он успевает пройтись сальным поблекшим взглядом.

— Здравствуйте! — напряженно бросаю, отступая на шаг назад, но это вызывает у него только улыбку.

Старый хрен играет со мной. Прячет жадную ухмылку за добродушной улыбкой простачка. Расстегивает пиджак, вываливая свое пузо наружу, что едва ли держится на пуговицах брендовой рубахи, и проводит рукой по блестящей лысине. Делает шаг ко мне, дотрагиваясь толстыми пальцами до волос, перебирает их.

— Что ж так официально, рыбонька моя?

Ему нравятся ласковые прозвища. Нравится заманивать жертву в свои сети. Любит представления и сам не срамиться быть их непосредственным участником. Но меня ему не провести. Своим каждым жестом и словом он демонстрирует превосходство надо мной, потому что знает — все уже решено за меня. И от этого я чувствую себя бабочкой, которой безжалостно оборвали крылья.

Меня спасает отец, который прерывает наше уединение. Его не смущает, что его партнер стоит непозволительно близко ко мне, недвусмысленно прикасаясь. Напротив он хлопает старика по плечу, как это положено старым друзьям, и проговаривает:

— Воркуете голубки? Борька, айда за стол! Манька такой обед забабахала — загляденье! Успеешь еще невестой налюбоваться! — он отправляет Бориса Михайловича, что ему пусто было, в столовую, а сам мне тихо приказывает, — Поди, приведи себя в порядок и спускайся к столу.

Щас прям! Разбежалась носом об асфальт! Да я лучше с голоду помру, чем сяду с этим хмырем за стол!

Пыхтя, топаю к лестнице, поднимаюсь, не намереваясь больше возвращаться, как строгий голос отца меня окликает:

— Сонька! И чтоб без фокусов. Не думай, что я не знаю, что тебя поперли.

— Что шавки твои уже доложили? — ехидно кричу с лестницы, не заботясь о том, что кто-то может стать свидетелем нашей перебранки. — Или старый пес в своих вставных зубах принес весть?

Отец чертыхается, а я уже хлопаю дверью, заходя в комнату.

Я не спеша, собираюсь. Завязываю хвост, надеваю провокационную и несвойственную мне одежу. Джинсы с дырками на коленях, большую футболку с кричащей надписью «kiss me» и вульгарным рисунком языка между пальцев — указательного и среднего. В этом образе, да еще и без грамма макияжа, я точно девочка подросток.

Пускай! Пускай Борька видит, что позарился на дитя.

Однако я ошибаюсь. Его не смущает ни мой вид, ни косые, брошенные украдкой взоры из-под нахмуренных бровей. Когда он замечает надпись и читает, то хищно облизывается, а у меня резко отпадает аппетит.

Неужели? Неужели отец не видит, что он старый извращенец? Что никакой он не достойный супруг, а бог невесть что!

— Борька, а ведь прав Ванька-то, что-то мутит Зорин. И в землю эту проклятую вцепился пастью. Ресторан у них там, видите ли!

— Да, какой там ресторан, Андрюх, — наливая себе уже, между прочим, вторую стопку виски, произносит, зыркнув мельком на меня. Отлично! Еще и колдырь! Холера его смори! — так одно название.

— Такие бабки им предлагал, а они ни в какую!

— Так что не знаешь, как делается, Андрюша, — лукаво поблескивая хмельными очами, гаденько ухмыляется, — надави, где надо.

— Так уже, Борька!

— Ну, так давай за это, — поднимает глубокий бокал на низкой ножке, — вздрогнем!

— Вздрогнем! — вторит ему отец и мужчины чокаются.

Обычно не принято, чтобы мужчины вели деловые переговоры в присутствии женщины, но то ли сегодня день такой, то ли обстановка располагает, а мужчины пускаются в бурное обсуждение. Но мне-то что… Я далеко от бизнеса и для меня их разговоры хуже математических формул. Единственное что мне остается делать это запихивать в себя еду через «не могу» и «не хочу», уворачиваться от порядком набубеневшегося будущего муженька и его бесстыжих рук.

— О-о-о, — тянет отец, покачивая опустевшую бутылку в руке.

И я, используя это как предлог, вскакиваю с места и почти услужливо восклицаю:

— Я пойду, принесу!

— Сиди, — отрезает Павлов. — Я сам.

Покачиваясь и подпевая себе под нос, он уходит, а я цепенею, потому что рука ползет по моей коленке, и даже через плотную ткань джинс, чувствую насколько она потная. Он больно хватает пальцами, и я крепкой хваткой останавливаю руку, что добралась до самого бедра.