Несносный ребенок. Автобиография

«Ну уж нет, скотина, фотоаппарат будет кормить меня сорок лет, и благодаря ему я смогу купить маме дом, чтобы она больше от тебя не зависела!» – мог бы я ответить. Но я не хотел ставить маму в неловкое положение, а потому смирился и промолчал. На следующий день Франсуа приехал домой на новеньком «Мерседесе». Пора было поговорить с ним о том, что богатством следует делиться.

В лицее мне удалось, в конце концов, найти покупателя на мой «Пьяджо». Покупательницу, если быть точным. Бледно-голубой цвет ей был очень к лицу. В понедельник я приступил к делу. Мопед был продан в 16 часов, а в 16:30 я был уже в магазине, чтобы купить фотоаппарат, о котором мечтал три года. Вернулся я домой автостопом.

Дома я с гордостью показал свою покупку маме. Я чувствовал, что она довольна, видя, что я доволен. Но все изменилось, когда она поняла, что я продал мопед.

– Ты что, рехнулся?! На чем ты будешь ездить в школу?

Ответ пришел мне в голову внезапно, как нечто само собой разумеющееся:

– На чем… на «Мерседесе».

Бац! Мой ответ прозвучал как щелчок. От неожиданности мама замолчала, а потом улыбнулась. В ее взгляде даже читалась гордость, к тому же это легкое бунтарство не могло не вызвать у нее сочувствия.

В тот же вечер Франсуа, вернувшись домой, принялся орать. Он обзывал меня безответственным, придурком, неучем. Он кричал, что он мне не денежный мешок. А потом спросил, как я намерен отныне добираться до школы.

– На «Мерседесе», – ответила мама.

Я сдерживался, чтобы не рассмеяться, и очень гордился ею. Франсуа почуял, что повеяло мятежом, и оценил подсознательную связь матери и сына. Но главное – понял, что зашел слишком далеко. Я прочел по его глазам, что он прикидывает, сколько дней мне осталось провести в его доме, пока я окончательно его не покину. Я видел: он понимал, что я это знаю. И в ответ послал ему взгляд, который должен был его успокоить. Я уеду отсюда через пару месяцев, обещаю. Cрок показался ему приемлемым, и переговоры на том завершились, без единого произнесенного слова, на глазах у мамы, которая ничего не поняла. Это все равно что слышать гром надвигающейся грозы. Ее еще не видно, хотя ветер уже поднялся и воздух наэлектризован. Но приближалась не гроза, а ураган; наступающим летом ураган налетел и все перевернул.

Через несколько недель я знал о своем фотоаппарате все. Я целыми днями щелкал своей камерой Джерри и Брюса. Как настоящий военный репортер.

В лицее была одна девушка, с которой я все чаще пересекался. Она, как и я, жила в интернате. Ее звали Коко. Мать у нее была вьетнамка, папа француз. Кожа у нее была как карамель, глаза изумрудно-зеленые, длинные черные, слегка вьющиеся волосы и прекрасная добрая улыбка. У нее был жених, блондин ростом метр восемьдесят, он играл в футбол и был мил, как лабрадор. И хотя он был ее парнем, именно со мной она проводила большую часть свободного времени. Ее восхищали мои рассказы о дельфинах, а мое чувство юмора, довольно редкое для этих мест, заставляло ее смеяться.

Иногда мы даже спали вместе, как брат и сестра. Наша история начиналась робко, в начале учебного года, но отношения развивались и стали прочными. Коко была моим настоящим другом.

В один выходной я предложил ей позировать. Она согласилась. Первые фото я сделал в саду. Девушка в цвету. Природа. Солнечные лучи. Запотевший объектив. Мы работали под Гамильтона, по полной.

Последнее фото я сделал в ванне. Я отвернулся, чтобы она могла пройти обнаженная в ванную комнату, и осыпал поверхность воды лепестками роз. Я расстреливал ее из своего объектива во всех смыслах этого слова, и Коко была очень увлечена. Работать вместе было счастьем, и сеанс окончился торжественным чаепитием.

На этот раз я сделал слайды. Получилось действительно хорошо, и я был настолько доволен собой, что решил устроить дома небольшое слайд-шоу. Мое предложение приняли благосклонно, родители Франсуа как раз приехали из Сен-Мора на ужин. Значит, у меня будет больше зрителей. Я установил проектор и выбрал «Man Child» Херби Хэнкока в качестве саундтрека.

К ужину мама сервировала стол, поставив маленькие тарелки в большие, и изображала из себя буржуазку, чтобы доставить удовольствие гостям. Я предложил посмотреть мое слайд-шоу, и все с удовольствием согласились. Я в первый раз показывал свою работу и здорово волновался. Однако к концу показа зрители выглядели скорее разочарованными, и реакция была сдержанно вежливой, словно я выказал хорошее знание таблицы умножения.

Никакого художественного восприятия. Ни единого толкового замечания. Одни деланные улыбки, словно ни у кого не хватило слов. Меня отправили спать.

На следующее утро, за завтраком, я поделился своим разочарованием с мамой, и она рассказала, что родители Франсуа забросали ее недоуменными вопросами. Как она могла допустить, чтобы я занимался этим? Фотографии обнаженных девушек, тем более в ванной! У ее сына проблемы, и ей следует непременно обратиться к специалисту, адрес которого они ей сейчас продиктуют.