Несносный ребенок. Автобиография

Сбоку на экране было видно, как хронометр отсчитывает время. Еще минута – и Майоль погрузился во тьму. У меня перехватило дыхание, хоть я и сидел с открытым ртом. Я даже не осмеливался пошевелиться. Я чувствовал, что у меня тоже остановилось дыхание, и мне уже не хватало воздуха. Но Майоль скользнул дальше и погрузился в полную темноту. Он миновал последних водолазов, обеспечивавших безопасность на глубине 80 метров. Теперь он остался совсем один. Картина была захватывающая: Майоль посреди черного пространства, обвязанный простой веревкой. Невозможно было не заметить сходства с пуповиной плода, плавающего в околоплодных водах. Невозможно было не вспомнить последний кадр фильма «2001 год: Космическая одиссея». Море. Музыка. Образ. Вселенные, которые баюкали мою жизнь, выстроились в ряд, как на параде планет.

Болванка налетела на плиту, обозначавшую конец спуска. Теперь он был на глубине 101 метр. Температура воды +10 градусов, а давление в десять раз выше, чем на поверхности, и он не дышал уже две минуты. Любой бы скривился от боли или от усилия, и поэтому, когда Майоль обернется, мы наверняка должны были увидеть, что лицо у него сморщено, как у новорожденного. Но когда Майоль обернулся, его лицо было спокойным и благостным. Он не чувствовал боли, не испытывал физического напряжения. Он легко двигался, и его лицо освещала дельфинья улыбка. Картина меня потрясла. Это невозможно. Этот человек явно видел то, чего никто не видит. И единственное, чем это можно было объяснить, – у него был доступ в другое измерение.

Через несколько секунд, показавшихся вечностью, толпа зрителей принялась вопить, чтобы он поднимался, таким гнетущим сделалось напряжение. Тогда Майоль надул маленький воздушный шарик, который оторвал его от дна и осторожно поднял вверх. Чем выше он поднимался, тем меньше становилось давление и тем больше надувался шарик. Свет постепенно возвращался. Сначала он был голубым. Затем появились другие цвета. Майоль поднимался все быстрее и быстрее, а вода становилась все более теплой. И вскоре наверху смутно забрезжил силуэт корабля.

Майоль отпустил шарик и поднялся на поверхность, работая ластами и раскачиваясь как дельфин. Воздух внезапно прорезал крик боли, словно она настигла его только теперь, когда он оказался на земле. И тогда Майоль рухнул под собственной тяжестью, как космонавт, слишком много времени проведший в космосе. Его лицо выражало утомление, чуть ли не бессилие. Он больше не улыбался. Возвращение на землю его не радовало, совсем как новорожденного, который, едва появившись на свет, сожалеет о водах в материнском чреве, которые защищали его от всего. Зрителей буквально парализовало, а я был раздавлен. Я только надеялся, что когда-нибудь кому-то придет в голову снять о Жаке Майоле художественный фильм.

Следующие дни были для меня мучительны: я не мог больше находиться на корабле и смотреть, как ныряльщики погружаются в голубую бездну. Поэтому я оставался на берегу, где заправлял баллоны и чинил оборудование. У меня было время сотни раз прокрутить в голове фильм о Майоле. Мне непременно нужно было знать, что именно видел только он, на самом дне. Еще я перечитывал заключение доктора из Марселя, в надежде обнаружить какую-нибудь зацепку в его диагнозе. Я искал лазейку, как адвокат, который ищет возможность признать договор ничтожным. И я ее нашел. Лысый сказал мне в точности следующее: «Вы никогда не сможете нырять с аквалангом». Но ни словом не обмолвился о задержке дыхания. А если не будет газообмена, значит, можно считать, что опасность устранена. Я ничего не предпринимал, пока не проверил мою теорию у врача «Клуба», и тут же арендовал надувную лодку «Зодиак», чтобы начать тренировки.

Я прикрепил десятикилограммовый груз на конце десятиметрового троса и бросился в воду. Через несколько секунд трос натянулся, и я оказался на глубине десять метров. Мне очень понравилось ощущение, когда скользишь, не падая. И каждый день я стал опускаться немного ниже.

Дни я проводил в бассейне, тренируя дыхание. Через две недели я мог задерживать дыхание в состоянии покоя на 4 минуты 10 секунд, и тогда решил опустить планку на пятьдесят метров. Для подстраховки я взял с собой коллегу. Пятидесятиметровый трос был надежно закреплен, и я навесил на его конец болванку в двадцать килограммов. Чем быстрее спуск, тем больше времени у меня будет на глубине.

Выполнив дыхательные упражнения, я сам отпустил болванку, которая увлекла меня в глубину. Спуск был стремительным, и я чувствовал, как волосы бьют меня по вискам, словно развеваясь на ветру.