Несокрушимые

Пан Зборовский, посланный из Тушина, чтобы противостоять угрозе с севера, засел в Твери. Город не был подготовлен к осаде, сил у пана явно не хватало, он слал Рожинскому гонцов, прося о помощи, и не получал ответа. Зборовский метался, как зверь в клетке, и ругался. Более всех доставалось Брысю, небольшому бойкому пану, быв тему при нём чем-то вроде наперсника, а может, и более того, поскольку вертлявый панский зад и все его ужимки невольно навевали мысль о содомском пороке. Брысь безропотно сносил поношения, наверное, отыгрывался по ночам. Зборовский вообще быстро менял гнев на милость, своим буйством и нетерпеливостью он напоминал Лисовского, но уступал тому в уме и воинском искусстве.

По мере того как разведка доносила об усилении противника, Зборовский всё более тревожился, а подкреплений не было. Вместо них прибыл кзендз Лепинский, невозмутимый и толстокожий. На ругань Зборовского не обращал внимания, сидел и сладко жмурился, как сытый кот, а когда тот всё же выдохся, наставительно заговорил:

   — Глупца убивает гневливость, а несмышлёного губит раздражительность. Храброму пану негоже стенать и плакать, уподобляясь женщине. Или он забыл давнее правило, позволявшее держать в повиновении целые народы? Divide et impere — разделяй и властвуй!

Зборовский недоумённо посмотрел на ксендза: конечно, ему льстило сравнение с великими мира сего, в иное время он за такие слова не пожалел бы для сладкоголосого мурлыки самого лучшего вина, но сейчас, когда возникла угроза всему шляхетству, уместно ли говорить загадками и углубляться в исторические экскурсы?

Лепинский понял его недоумение и продолжил:

   — Шведское войско не торопится воевать, оно топчется на месте, ожидая обещанной платы. Никаких иных интересов, кроме денежных, у него в этой стране нет. Так не попытаться ли нам перекупить славных вояк?

   — Где мы возьмём деньги? — воскликнул Зборовский. — Или святой отец привёз с собой мешки с золотом?

Ксендз смиренно покачал головой.

   — Мы скромные Божии слуги, откуда у нас оно? Но я привёз письмо к шведскому генералу, в нём говорится, что людям одной апостольской веры не годится воевать друг с другом, что для вящей Божией славы лучше обернуть оружие против еретиков. Пусть шведы помогут посадить на русский трон законного царя Димитрия и тогда получат во многажды более того, что предложил им Шуйский.

Зборовский схватил письмо, впился в него глазами.

   — Но я не вижу здесь никакой подписи!

   — Подпись поставишь ты, — сказал Лепинский, — генералы договариваются быстрее политиков. Ты пошлёшь письмо с доверенным человеком, начнутся переговоры, тем временем подойдут подкрепления, и со шведами можно будет говорить другим языком.

   — Делагарди не так прост, и у шведов здесь не только денежные интересы, они уже выторговали Ливонию, Корелу...

   — Что за важность, посулим вдесятеро больше, а кроме того, учти, что там много разного народа: немцы, англичане, французы, голландцы... этими я займусь сам. Тебе даётся случай стать спасителем нашего дела и прославить себя во веки веков. Подписывай!

Последнее слово ксендз произнёс таким решительным тоном, что Зборовский более не медлил, да и в роли спасителя он до этой минуты себя ещё не видел. В качестве посланца к шведскому генералу был направлен Брысь, которому наказали во всём слушаться Лепинского.

Союзники стояли на берегах Тверды, Скопин ближе к Твери, Делагарди дальше, у Медного. Лето выдалось грозное, зной перемежался обильными дождями, но войско Делагарди много не печалилось. Вот уж для кого не война, а мать родна: купались, ловили рыбку, обирали окрестные деревеньки, насильничали — словом, резвились вовсю. Управы на свору разноземцев не находилось, слушались они только своих начальников, а те постоянно сварились из-за дележа жалования и подозревали друг друга в разных кознях. Особенности национального характера проявлялись в полной мере. Самыми дисциплинированными были шведы, они же оказались и наиболее припасливыми, сумев собрать богатый обоз. Финны пьянствовали и буянили, от них происходило большое беспокойство внутри войска; немцы постоянно считали себя обделёнными, громко спорили из-за каждого талера и не редко пытались восстановить справедливость с помощью кулаков; французы предавались играм и делали вылазки на сторону, на месте им никак не сиделось; англичане, возглавляемые капитаном Роупом, были, пожалуй, самыми тихими, так же они впоследствии проявили себя и в бою, отчего удостоились от московитов прозвания «ропких».