Несомненная реальность

– Не все так просто, Олег Захарович. Тут весьма тонкая игра. Финансовые потоки контролируются… – Он осекся и внимательно посмотрел на Олега. Тот ответил ему невинным взглядом. – Не думаю, что настало время посвящать вас в тонкости оперативной работы, тем более – совершенно секретные. Не можем и не хотим в настоящее время, этого с вас достаточно.

– Как знаете, – кивнул Олег. – Кто такие евреи?

– Евреи – это национальность, исповедующая религию иудаизма. Уникальный случай – религия и национальность представляют собой одно целое, иудеев-неевреев практически нет. Иудаизм является основой христианства в целом, православия в том числе, хотя многие наши ура-патриоты очень не любят о том вспоминать. Со времен римского ига – слышали о римлянах? – нация гонима и рассеяна по всему миру. В России евреи загнаны в черту оседлости… имеется в виду, что они поражены в правах – не имеют права владеть землей, жить в столицах и крупных городах и так далее. В еврейских местечках – нищета и запустение, голодная и энергичная молодежь рвется в бой. А еще у них очень силен общинный дух, и богатые купцы и ростовщики – такие тоже хватает – поддерживают общину деньгами, часть которых идет на финансирование нелегальной деятельности. Еврейская активность в основном направлена на самозащиту наподобие организации боевых дружин для борьбы с погромщиками, на сторону деньги утекают не слишком большие – но все же утекают. Я немало имел с евреями дел в свое время, правда, в последнее время как-то отошел. Не до них. Но люди там вполне вменяемые.

Внезапно Зубатов грохнул кулаком по столу.

– Если бы, – яростно сказал он, – государя не окружали такие бездарные, тупые, самовлюбленные кретины, как сейчас, скрывающие от него истинное положение дел, он бы наверняка не допустил подобного! Принять закон о свободе совести, настоящий закон, не манифест, уравнять сословия в правах, отменить притеснения иноверцев – и, по большому счету, финансовая почва у бунтовщиков окажется выбитой из-под ног! Все просвещенные европейские страны уже давно сделали это, и только мы, подтверждая свою репутацию дикарей… Проекты таких законов уже составлялись неоднократно, тот же князь Оболенский к тому руку приложил. Ходили слухи, что Витте перед отъездом в Портсмут на переговоры с японцами собирался представить один такой проект на высочайшее утверждение. Но, боюсь, ничего не выйдет…

Олег с удивлением смотрел на собеседника. Всегда корректно-сдержанный, суховатый Зубатов сейчас раскраснелся, его волосы растрепались, бородка стояла дыбом. В глазах появился опасный блеск.

– Знаете, что самое обидное? – спросил он. – Самое обидное то, что среди бунтовщиков немало очень достойных людей. Нет, конечно, очень много и просто бездельников, болтунов и любителей пожить за счет разговоров о революции и тому подобного. Но я лично имел дело со многими, кому не стыдно пожать руку – умными, понимающими, душой болеющими за страну. Некоторых мне даже удавалось переубедить в пагубности пути, на котором они стоят. Тот же Меньщиков – вы знаете, что он бывший революционер? После ареста я несколько дней яростно спорил с ним о путях России и, слава богу, переубедил. Теперь он на нашей стороне. Но я не могу убеждать каждого по отдельности! И, если честно, – Зубатов понизил голос, – в последнее время уже и не хочу. Вы сами видите, что народ опущен до скотского состояния. Без реформ вся наша деятельность… Впрочем, я уже повторяюсь…

Внезапно он словно потух и несколько секунд сидел, уставившись в стол. Потом, словно придя в себя, поднял голову и посмотрел на Олега обычным острым и пронизывающим, взглядом.

– Олег Захарович, – спокойно сказал он, и Олег снова увидел в нем начальника Московского охранного отделения. – Не совсем понимаю, что это на меня нашло, но, сами понимаете, что не стоит распространяться о нашем разговоре. Будет неприятно, если пойдут слухи, что начальник Охранного отделения сам скрытый революционер.

– Разумеется, – хмыкнул Олег. – Однако радует, что мы друг друга понимаем. У меня ведь, знаете ли, там, дома, похожие проблемы… были. С той разницей, что власти у меня – хоть отбавляй. Вот только что с народом делать – не знаю. Опыта никакого. Эх, подсказал бы кто…

– Не переживайте, – посоветовал Зубатов. – Все равно маловероятно, что вы когда-нибудь вернетесь домой. А может, вы вообще все придумали, и нет никакого вашего мира. Трахнули вас по голове где-нибудь в подворотне, и все вам примерещилось. А?

– Часики мои электронные не забыли? – усмехнулся Олег. – Они нам тоже примерещились? Коллективно? До сих пор валяются дома в ящике, могу еще раз принести показать.

– Часики – это да. Это факт, – вздохнул Зубатов. – Ну да ладно. Если не возражаете, у меня еще куча дел.

Указ о веротерпимости от семнадцатого апреля Олег в архиве Отделения все-таки раскопал. …