Несомненно ты

Быстрый поход в ближайшую аптеку за углом с висящим зелёным крестом над ней, и я возвращаюсь домой с шестью тестами.

1 проба: «+». Нет!

2 проба: «+». Чёрт!

3 проба: «+». Чёрт, чёрт, чёрт!

Огромный стакан воды и 15 минут спустя.

4 проба: «+». Проклятье!

5 проба: «+». Боже… нет!

6 проба. Слёзы….

Я в оцепенении. Меня тошнит, но я не чувствую ничего. Я помню это состояние — оцепенение — наши родители сажают меня и Эйвери перед собой в гостиной и объясняют, что «мамочка заболела». В тот момент я осознаю, что всё, во что я верила, больше не правда. Поездка в Диснейленд отложена… затем отменена. Каждый родитель, сидя на трибуне, наблюдает за тем, как их ребёнок плавает на городских сборах, но не мои. Торт в коробке из магазина на день рождения — больше никакой борьбы за венчик, измазанный глазурью или за ложки, которые хотелось облизать.

Сейчас всё, что я знаю, оказывается ложью. Я не поеду получать магистра. Мой отец больше не будет мною гордиться. А искупление в виде будущего, которое мама потеряла, теперь лишь потускневшее воспоминание. Я грёбаная неудачница, которая находится через полмира от своего сердца, которое оставила в Пало-Альто.

— Господи, Лотнер…

Слёзы стекают по щекам, пока я сижу на полу, обнимая свои коленки.

Он следует за своей мечтой. Три ответственных года педиатрической ординатуры. Уверена, он будет в восторге, когда увидит меня на пороге своей квартиры. Но вплоть до того момента, пока я не скажу ему о том, что я безработная, залетевшая и теперь буду его ещё одной ответственностью. Это всё слишком. Всё чего я хочу, это проснуться от этого кошмара. Но не могу. Во сне слёзы не бывают такими мокрыми, а когда боль становится слишком сильной, ты обычно просыпаешься.

Мне нужно позвонить Эйвери. Это слишком, чтобы пережить всё в одиночку. Мы всегда поддерживаем друг друга и разделяем все эмоциональные тяготы вместе. Но эта новость… Она потрясёт её.

— Ты же понимаешь, что у нас здесь всё ещё очень рано? — отвечает она, со своим как всегда язвительным комментарием.

— Эйв… — всхлипываю я.

— Сидни, что случилось? — её тон сразу же меняется.

— Я… Я беременна, — мой голос дрожит.

Слова тяжело повисают в воздухе. Тишина на том конце провода говорит обо всём. Она тоже в шоке, и нет никаких слов, чтобы хоть как-то успокоить меня. Эйвери знает меня слишком хорошо. Она понимает, что это самая ужасная вещь из всех возможных, которая может случиться со мной, и не только потому, что мне двадцать три, я не замужем и не закончила обучение. Дело в нашей маме. Сколько бы не отрицала это, я не отнекиваюсь от неё, от Элизабет, от папы, от себя. Я хочу достичь того, чего маме сделать не удалось.

— Сидни… ты уверена?

— Да, Боже, да. Я пописала на шесть долбаных тестов. И все они оказались положительными, — я вытираю нос рукой и всхлипываю.

— Что ты собираешься делать? В смысле, ты собираешься оста…

— Господи, да. Я собираюсь его оставить! У папы только прошла операция на сердце. Не передать словами, как его это расстроит. И… аборт просто сведёт его в могилу.

— Он бы ни о чём не узнал, — говорит Эйвери медленно и осторожно.

— Мама бы узнала… и буду знать я.

— Ты собираешься сказать Лотнеру?

Я делаю паузу, будто задумавшись над ответом, но здесь не о чем размышлять.

— Да.

— Когда?

— Когда вернусь домой. Поменяю билеты и полечу в Пало-Альто вместо того, чтобы ехать в Иллинойс. Лотнер должен узнать это раньше папы. Но я не хочу говорить ему об этом по телефону. Такое нужно сообщить при личной встрече.

— Сидни… всё будет… — Эйвери не может закончить фразу.

Это наше негласное «никакого вранья» правило. Она не может сказать мне, что всё будет хорошо, и я не могу ей ответить, что буду в порядке. Поэтому мы говорим друг другу единственную вещь, которую знаем наверняка.

— Я всегда с тобой, Сидни, и… я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, Эйв.

25 июля 2010 г.

Мой список дел, которые нужно сделать в Париже и умереть, это просто шутка какая-то. Прошло три недели, и я уже не помню те ощущения, когда покупаешь билеты на круиз по Сене, наблюдая за тем, как медленно оживают памятники в свете заходящего солнца.

Ощущение холодной плитки под коленями, отголоски тяжести в животе, призрачное отражение в зеркале, и эти чёртовы положительные тесты. Вот что въелось мне в голову. Конечно же, воспоминания заполнены благодаря фотографиям, но мне так же кажется, что они сделаны кем-то другим, потому что я не помню, как была в тех местах.

Двенадцатичасовой перелёт на Западное Побережье изнуряющий, особенно в заполненном самолёте с пакетом для тошноты в руках, в случае, если туалет будет занят. Если убрать желание сбежать от клаустрофобии, которая кажется заразной, я не спешу… никуда. Впервые за всю свою жизнь у меня нет никакого направления. Где я буду жить через неделю… месяц… год? Какую я найду работу с дипломом бакалавра по истории искусств, да ещё и с ребёнком в придачу? Как на это отреагирует мой отец? Как отреагирует Лотнер?