Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио

Словом, состояние и перспективы японо-советских отношений были не столь радужными, как считал или хотел считать Сиратори. Но, имея перед глазами советско-германский пакт, он был абсолютно уверен, что по его примеру Италия и Япония могут и должны нормализовать отношения с СССР. Поэтому он не раз уверял итальянского посла в Токио Аурити, что Россия не заинтересована в Балканах и готова признать их сферой влияния Италии, но посол, будучи противником союза с Москвой, скептически относился к этим заверениям. Он не верил в добрые намерения Сталина и видел, что, несмотря на давление Германии и военных кругов, правящая верхушка Японии не склонна к сближению с СССР, а влияние Сиратори не так велико, как тому хотелось бы.[488] Однако последний не сдавался, будучи уверен в природной силе «тоталитарных» держав и во внутренней слабости «демократий», которая подтачивает их изнутри.

Нашлись и союзники. Уже в сентябре 1939 г. Накано Сэйго, известный пронацистскими и одновременно прорусскими симпатиями, темпераментно писал: «Престарелые руководители японского правительства беззастенчиво критикуют Германию за заключение пакта о ненападении с СССР. Стоит напомнить этим старцам, что виноваты именно они, упустив из-за собственной нерешительности шанс заключить трехсторонний союз».[489] Влиятельный либеральный экономист Исибаси Тандзан, будущий послевоенный премьер, был более сдержан в выражениях, но не менее конкретен: «Я выступаю за урегулирование японо-советских отношений. Один американский сенатор заявил, что японо-советское сближение будет большой опасностью для демократии и вызовет у американцев ощущение военной угрозы. Это сказано слишком сильно. По-моему, в нормализации японо-советских отношений нет ничего неразумного. Если из-за этого и возникают какие-то опасения, то виной тому только прежняя политика Японии, которая заставила наш народ думать, что Япония никогда не будет жить в мире с СССР».[490]

Арита разводит тушь

К концу 1939 г. стало ясно, что от принятия радикальных решений не уклониться, поэтому избегавшая их половинчатая дипломатия Абэ-Номура стала вызывать всеобщее недовольство. В самый канун нового года германский посол Отт сообщал в Берлин, что Сиратори и Осима (возвратившийся в Токио в ноябре) «усердно трудятся для свержения нынешнего кабинета» и что, по их мнению, «нужно еще два или три переходных правительства, чтобы осуществить фундаментальную смену курса».[491] Незадолго до того большая группа депутатов парламента при негласной поддержке армии потребовала отставки правительства. Премьер Абэ сначала хотел распустить парламент и назначить новые выборы, но 14 января предпочел подать в отставку.

Вопрос о главе нового кабинета оказался исключительно трудным. Армейские круги выдвигали генералов Хата, Тэраути и Сугияма, но так и не смогли прийти к единому мнению. Принц Коноэ от предложения сформировать правительство отказался. В результате выбор пал на бывшего морского министра адмирала Ёнаи, временно находившегося не у дел, но считавшегося главным претендентом на пост начальника Генерального штаба флота. Его кандидатуру поддержали лорд-хранитель печати Юаса, бывший премьер адмирал Окада, пользовавшийся большим влиянием при дворе и во флоте, а также Коноэ и Хиранума. Девяностолетний гэнро Сайондзи уклонился от участия в обсуждении, но неодобрения не высказал. Согласно некоторым источникам, инициатива назначения Ёнаи вообще исходила лично от императора, что делало открытую оппозицию невозможной. Более того, император приказал военному министру Хата остаться на своем посту и сотрудничать с новым премьером.[492] Сформированное в середине января правительство отличалось от предшествующего совсем не в том направлении, как хотели бы «обновленцы», – недаром британский посол назвал его «одним из наиболее цельных и сбалансированных кабинетов последнего времени».[493] В него вошли по два представителя от партий Сэйюкай и Минсэйто, уже почти полностью «оттертых» военными и бюрократами от власти, крупный промышленник Фудзивара Гиндзиро и… никто из «активистов». Министром иностранных дел в третий раз стал Арита. Комбинация Ёнаи-Арита показывала, что по сравнению с курсом Абэ-Номура принципиальных перемен не предвидится.[494]