Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио

Думаю, визиты в Кремль в 1939 г. прибавили японскому послу немало седых волос, особенно события на реке Халхин-Гол, известные в Японии как «Номонханский инцидент». Если Того был несомненно настроен в пользу нормализации отношений с Москвой, то о его непосредственном начальстве – министрах Арита и Номура – этого сказать нельзя. Зато за свои труды и переживания он был вознагражден отличным новогодним подарком. «Переговоры о заключении рыболовного соглашения, которые велись во второй половине 1939 года, в последний момент, наконец, увенчались успехом, и его подписание состоялось на заре 1 января. После подписания, в знак завершения переговоров, длившихся всю ночь в стенах Кремля, по приказу Молотова были поданы кое-какие hors d'oeuvres <закуски. – В.М> и напитки, и он поднял тост за улучшение советско-японских отношений, в котором также выразил благодарность за мои усилия. В ответ поднял бокал и я, сказав о знаменательности того факта, что первый день 1940 года, который станет памятным для всего мира, я встречаю в Кремле». Когда надо, советские вожди работали без выходных и праздников. Непосредственно перед подписанием – в новогоднюю ночь – рыболовного соглашения Молотов принимал участие в беседе Сталина, Микояна и Тевосяна с германской делегацией, включавшей уже хорошо известных нам Риттера, Шуленбурга, Шнурре и Хильгера.

В наступившем 1940 г. Того продолжал общаться с Молотовым и Лозовским, хотя был несравненно более редким гостем, нежели германский посол. Первая половина года ушла на решение рутинных вопросов, которым нарком позволял себе не отягощаться, и посол вполне понимал это. Арита, вновь занявший пост главы внешнеполитического ведомства в кабинете адмирала Енаи, к какой-либо активизации отношений не стремился. Вот послу и приходилось разбираться с «вечными» рыболовными и пограничными вопросами, а также претензиями судостроительной фирмы «Мацуо Докиярд» к советскому торгпредству (дело было уже в суде), которым посвящены многие страницы протоколов его московских бесед. Стороны уверяли друг друга, что идут на максимально возможные уступки, и требовали ответных уступок. Молотова это сердило, и 23 мая он заявил послу: «Создается впечатление, что японская сторона ищет этих мелких разногласий, которые, возможно, нужны ей как козырь для своих взаимоотношений с Америкой».[589] Впрочем, тут он едва ли был прав. В отношении пограничных вопросов Того был связан позицией армии, которая готова была видеть национальную измену в «уступке» каждого квадратного метра даже после поражения на Халхин-Голе. Наконец, торг, похоже, надоел обеим сторонам. 9 июня Молотов и Того подписали соглашение об уточнении границы между МНР и Маньчжоу-Го, дипломатично оговорив в преамбуле, что правительства самих граничащих стран с ним согласны. Однако в тот же день нарком встретился с гоминьдановским послом Шао Лицзы, который «особенно благодарил тов. Молотова за ту помощь, которую СССР оказывает Китаю в борьбе с Японией».[590] До подлинного взаимопонимания между Москвой и Токио было еще очень далеко.

Именно в таком контексте надлежит понимать важное место из доклада Молотова на шестой сессии Верховного Совета СССР 29 марта, посвященного в основном «зимней войне»: «В наших отношениях с Японией мы не без известных трудностей, но все же разрешили некоторые вопросы <рыболовное соглашение, выплата последнего взноса за КВЖД и т.д. – В.М.> … В Японии должны, наконец, понять, что Советский Союз ни в каком случае не допустит нарушения его интересов. (Продолжительные аплодисменты.) Только при таком понимании советско-японских отношений они могут развиваться удовлетворительно.

В связи с Японией скажу два слова по одному, так сказать, не деловому вопросу. (Веселое оживление в зале.) На днях один из депутатов японского парламента задал своему правительству такой вопрос: «Не следует ли обдумать, как коренным образом покончить с конфликтами между СССР и Японией, например, посредством покупки Приморья и других территорий [Эта идея неофициально, но активно муссировалась в японских политических кругах и средствах массовой информации еще с конца 1920-х годов.]». (Взрыв смеха.) Задавший этот вопрос японский депутат, интересующийся покупкой советских территорий, которые не продаются (смех), по меньшей мере, веселый человек. (Смех, аплодисменты). Но своими глупыми вопросами он, по-моему, не поднимает авторитета своего парламента. (Смех.) Однако если в японском парламенте так сильно увлекаются торговлей, не заняться ли депутатам этого парламента продажей Южного Сахалина. (Смех, продолжительные аплодисменты.) Я не сомневаюсь, что в СССР нашлись бы покупатели. (Смех, аплодисменты)». Несмотря на шутки-прибаутки, Молотов четко и серьезно ответил на важный вопрос. И сделал это вполне в «парламентских» выражениях, потому что, например, англо-французскую оценку мирного договора с Финляндией он в том же докладе охарактеризовал как «дикость и пустая брехня». Чувствуете разницу! Быть грубым Молотов умел… Но не только грубым.