Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио

Статья 2. В случае, если одна из договаривающихся сторон окажется объектом военных действий [Обратим внимание: просто «военных действий», а не «агрессии» или «нападения».] со стороны одной или нескольких третьих держав, другая договаривающаяся сторона будет соблюдать нейтралитет в продолжение всего конфликта.

Статья 3. Настоящий Пакт о нейтралитете вступает в силу немедленно со дня его подписания и сохраняет силу в течение пяти лет. Если ни одна из договаривающихся сторон не денонсирует пакт за год до истечения срока, он будет считаться автоматически продленным на следующие пять лет.

Статья 4. Настоящий пакт подлежит ратификации в возможно короткий срок. Обмен ратификационными грамотами должен произойти в <пропуск в оригинале. – В.М.>. Пакт вступает в силу немедленно после его подписания».[598]

Протокол о ликвидации концессий, который предлагалось подписать одновременно с пактом, предполагал следующее (в изложении Молотова):

«1) Японская нефтяная и угольная концессии на Северном Сахалине ликвидируются, а соответствующие концессионные договоры от 14 декабря 1925 года аннулируются. Имущество концессионных предприятий переходит в собственность СССР.

2) Советское правительство согласно выдать концессионерам за сделанные ими вложения справедливую компенсацию.

3) Советское правительство согласно гарантировать японскому правительству поставку нефти в течение 5 лет около 100 тысяч тонн ежегодно».

Разумеется, Татэкава не имел необходимых полномочий, чтобы принять или отвергнуть проект: «не возражая против предложения о заключении пакта о нейтралитете, <он. – В.М.> заявил, что, по его мнению, этот пакт также может улучшить японо-советские отношения». Сославшись на необходимость дождаться официального ответа из Токио, посол только «высказал личное мнение о желательности увеличения размера ежегодной поставки нефти до 200 тысяч тонн, что позволило бы ему с большим успехом рекомендовать японскому правительству принять мои <Молотова – В.М.> предложения».

Ответ был дан молниеносно: заявив об «исключительной сложности» (что в вежливом японском языке однозначно означает «невозможность») ликвидации концессий, Мацуока 20 ноября телеграфировал Татэкава предложение о продаже Северного Сахалина.[599] На следующий день посол был у Молотова, и их продолжительная беседа стала столь же значимой, сколь и беседа Молотова и Того 2 июля. Только с «обратным знаком».

«Японское правительство считает, – говорится в советской записи беседы, – что проект пакта о нейтралитете заслуживает изучения, а проект протокола о ликвидации концессий является абсолютно неприемлемым. Японское правительство предлагает Советскому Союзу продать Японии Северный Сахалин с тем, чтобы положить конец спорам между СССР и Японией».

Читатель, вероятно, в курсе многолетних споров России и Японии по территориальному вопросу. Возник он не в результате Второй мировой войны, а гораздо раньше: сторона, обладавшая спорными территориями, считала, что владеет ими по праву; противная сторона утверждала, что несправедливо лишилась их. Именно об этот подводный камень разбились переговоры Молотова с Татэкава в конце 1940 г. Посол развернул перед собеседником всю хорошо отработанную японскую аргументацию, которую не лишне привести и сегодня. «Не лишне» не потому, что автор этих строк с ней полностью согласен (примечание для любителей видеть повсюду японских «агентов влияния»), а потому, что она долгое время оказывала и продолжает оказывать воздействие на отношения между нашими странами.

«Когда т. Молотов говорил о возвращении некоторых утерянных территорий и указывал, в частности, на Южный Сахалин и Курильские острова, то уже тогда это вызвало большое удивление посла. Северный Сахалин, продолжает Татэкава, в свое время принадлежал Японии, но ввиду большой занятости Японии внутренним устройством своей страны в эпоху Мейдзи ей в 1875 году пришлось пойти на большую уступку и передать Сахалин России [По Санкт-Петербургскому договору об обмене Сахалина на Курильские острова. Не откажу себе в удовольствии привести отклик Н.П. Огарева на этот договор:

Русский и японский властелины

Островами обменялись.

Островам ни блага, ни кручины –

Так безлюдны и остались.].