Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио

«Решение Бессарабского вопроса» стало для советско-германских отношений самым серьезным испытанием со времени их нормализации. Советскими лидерами явно овладело пресловутое «головокружение от успехов». С итальянским послом Молотов обменялся мнениями уже 20 июня, когда Россо передал ему заявление Муссолини о желании решать балканские проблемы мирным путем и о признании наличия территориальных претензий к Румынии у СССР (Бессарабия), Венгрии (Трансильвания) и Болгарии (Южная Добруджа). «По вопросу о дунайских странах тов. Молотов говорит, что этот вопрос не может не интересовать СССР. Послу известна позиция Советского правительства по отношению к Румынии и к бессарабскому вопросу: СССР стоит за урегулирование этого вопроса мирным путем, если, конечно, он не будет затягиваться без конца. Следовательно, стремления СССР не расходятся со стремлениями Итальянского правительства».[462]

25 июня Молотов снова встретился с «союзными» послами. Россо он вручил заявление о готовности сотрудничества с Италией и о признании претензий Венгрии к Румынии, Болгарии к Румынии и Греции, «интересов» Италии и Германии в отношении Румынии и Турции, которая «вызывает недоверие» ввиду проявленного ею недружелюбного отношения к СССР (и не только к СССР) в связи с заключением ею пакта с Англией и Францией. Советский Союз соглашался на «преимущественное положение» Италии в Средиземном море в ответ на аналогичное признание его положения в Черном море. Наконец, четко была определена позиция в отношении Румынии, принявшая характер ультиматума: «СССР хотел бы получить от Румынии то, что по праву принадлежит ему, без применения силы, но последнее станет неизбежным, если Румыния окажется несговорчивой».[463] 26 июня Горелкин был у Чиано, который без лишних слов поддержал советские требования и сказал, что если возможность мирного урегулирования еще сохранилась, Италия окажет необходимое давление на Бухарест.[464] Вечером того же дня Молотов вручил подробный ультиматум румынскому посланнику Давидеску, уведомив об этом Шуленбурга по телефону. Риббентроп и Чиано немедленно «посоветовали» принять ультиматум. Куда уж тут было деваться… Через сутки румынский посланник вручил ответ наркому.

Беседа Молотова с Шуленбургом 25 июня заслуживает более пристального рассмотрения. На сей раз на вопросы из Москвы Риббентроп ответил быстро и четко:

«1. Германское правительство в полной мере признает права Советского Союза на Бессарабию и своевременность постановки этого вопроса перед Румынией.

2. Германия, имея в Румынии большие хозяйственные интересы, чрезвычайно заинтересована в разрешении бессарабского вопроса мирным путем и готова поддержать Советское правительство на этом пути, оказав со своей стороны воздействие на Румынию.

3. Вопрос о Буковине является новым, и Германия считает, что без постановки этого вопроса сильно облегчилось бы мирное разрешение вопроса о Бессарабии.

4. Германское правительство, будучи заинтересовано в многочисленных немцах, проживающих в Бессарабии и Буковине, надеется, что вопрос об их переселении будет решен Советским правительством в духе соглашения о переселении немцев с Волыни».

В тексте инструкций Риббентропа в Москву, сохранившемся в германских архивах, есть некоторые нюансы, заслуживающие внимания: «В других районах Румынии Германия имеет очень важные экономические интересы. Эти интересы включают нефтяные поля и сельскохозяйственные земли. Германия поэтому… крайне заинтересована в том, чтобы эти районы не стали театром военных действий». Кстати, об экономической заинтересованности в «других районах Румынии» (кроме тех, на которые претендовал СССР) говорил и Чиано.

Здесь стоит сделать паузу. Произнесено ключевое слово: НЕФТЬ. Как известно, месторождения в Плоешти были главным источником этого стратегического сырья для Третьего рейха, и любая угроза их безопасности, не говоря уже о прямом посягательстве, воспринималась в Берлине как смертельная опасность. Да еще в военное время! Так завязывался узел одного из сильнейших советско-германских противоречий, нарастание которых год спустя приведет к войне. Взаимное недоверие Сталина и Гитлера вылилось в то, что первый, желая перестраховаться, хотел иметь если не прямо под контролем, то в пределах досягаемости все, что могло быть необходимо сегодняшнему союзнику… завтрашнему противнику. Второй мириться с этим не собирался…