Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио

Идея решить проблему, лежавшую на пути «дипломатического блицкрига», с помощью конфиденциального письма, очевидно, пришла Мацуока в голову по аналогии с теми письмами, которыми он обменялся с Оттом при заключении Тройственного пакта. Формальной договорной силы они не имели, представляя собой не более чем протокол о намерениях, и публикации не подлежали, так что открыто ссылаться на них было невозможно. Можно сказать, что Мацуока пообещал скорую ликвидацию концессий под свое личное честное слово. Сталин и Молотов согласились на этот риск, поскольку Советскому Союзу договор был нужен не меньше, чем Японии.

После подписания состоялся положенный банкет. По воспоминаниям Молотова, а также секретаря Мацуока Касэ, министр основательно «принял на грудь», так что на Ярославском вокзале уже еле стоял на ногах. От вина ли или по какой-то другой причине Сталин и Молотов тоже были в крайне благодушном настроении. Когда Сталин сказал, что договоры должны выполняться вне зависимости от различий в идеологии, Мацуока провозгласил: «Договор заключен. Я не лгу. Если я солгу, берите мою голову. Если Вы солжете, не сомневайтесь, я приду за Вашей». «Моя голова нужна моей стране, Ваша голова – Вашей стране, – парировал Сталин. – Давайте вместе беречь наши головы». Когда Сталин поднял бокал за присутствовавших японских офицеров, Мацуока заявил: «Ох, эти военные, они заключили пакт, исходя из общей ситуации, но самом деле они все думают, как бы победить Советский Союз». На это Хозяин сухо заметил, что СССР – не царская Россия, которую японцы в свое время победили. Но образовавшийся «ледок» был растоплен его же словами, обращенными к Мацуока: «Вы азиат. И я азиат». «Мы все азиаты, – подхватил гость. – Так выпьем же за азиатов».

Выпили. Сфотографировались: Мацуока держит Сталина под руку. Распрощались. Провожать министра на вокзал поехали Лозовский и шеф протокола Барков со свитой. По непонятной причине поезд задержали. Вдруг на перроне – к неподдельному изумлению всех собравшихся (главным образом, послов стран «оси») – появились Сталин и Молотов. Раньше такой чести не удостаивался никто. На прощание Сталин обнял и расцеловал Мацуока, сказав ему: «Европейские проблемы решатся естественным путем, если Япония и Советский Союз будут сотрудничать». «Не только европейские, но и азиатские», – откликнулся отъезжавший гость. «Весь мир будет обустроен!» – воскликнул Сталин. Растроганный до слез Татэкава махал носовым платком и повторял по-русски «Спасибо, спасибо» (возможно, единственное, что мог сказать на этом языке).[620]

Такое же демонстративное внимание вождь оказал Шуленбургу. «Сталин громко спросил обо мне, – сообщал посол в Берлин в тот же день, – и, найдя меня, подошел, обнял меня за плечи и сказал: «Мы должны остаться друзьями, и Вы должны все для этого сделать!» Затем Сталин повернулся к исполняющему обязанности военного атташе полковнику Кребсу [Генерал Кребс встретит конец войны в должности начальника Генерального штаба и покончит с собой в бункере Гитлера накануне капитуляции. Судьба играет человеком.] и, предварительно убедившись, что он немец, сказал ему: «Мы останемся друзьями с Вами в любом случае». Сталин, несомненно, приветствовал полковника Кребса и меня таким образом намеренно и тем самым сознательно привлек всеобщее внимание многочисленной публики, присутствовавшей при этом». Несколькими строками ранее Шуленбург писал: «На вопрос итальянского посла, поднимался ли во время переговоров Мацуока со Сталиным вопрос об отношениях Советского Союза с Осью, Мацуока ответил, что Сталин сказал ему, что он – убежденный сторонник Оси и противник Англии и Америки».[621] Не удивительно, что ни Криппс, ни Штейнгардт не пришли провожать японского гостя.

Тремя днями позже Типпельскирх сообщал в спецпоезд Риббентропа: «Заключение договора <о нейтралитете> вызвало разочарование и беспокойство в Америке… Сотрудники здешнего японского посольства утверждают, что пакт выгоден не только Японии, но и Оси, что он благоприятно воздействует на отношения Советского Союза с Осью и что Советский Союз готов сотрудничать с Осью. Поведение Сталина в отношении господина посла на вокзале во время отъезда Мацуока рассматривается здешним дипломатическим корпусом в таком же духе. Часто высказывается мнение, что Сталин специально воспользовался возможностью продемонстрировать свое отношение к Германии в присутствии иностранных дипломатов и представителей прессы. Ввиду постоянно циркулирующих слухов о неизбежном столкновении между Германией и Советским Союзом это следует считать заслуживающим особого внимания <выделено мной. – В.М>».[622]