б) военные приготовления во флоте заключаются в увеличении его мощи до такой степени, которая обеспечила бы ему господствующее положение против морского флота США в западной части Тихого океана.
2. Наша внешняя политика должна быть обновлена. Ее главная задача – содействовать осуществлению основных принципов национальной политики. В целях обеспечения успешной дипломатической деятельности, военные круги должны избегать открытых действий и оказывать ей помощь тайно».[173]
Основные положения разъяснений Хирота и Арита были развиты в отчете Исследовательского комитета Тайного совета, представленном как основание для ратификации пакта. О секретном протоколе говорилось, что его цель – «защита общих интересов Германии и Японии от военного давления Советского Союза». Формулировка была выбрана не вполне удачно: каковы общие интересы двух стран, не разъяснялось. По существу речь шла о наличии общего противника, а Германия выглядела не столько союзником, сколько товарищем по несчастью.
На самом заседании Тайного совета 25 ноября 1936 г. особое внимание было уделено возможным последствиям заключения пакта для советско-японских отношений, в частности для готовой к подписанию, но еще не заключенной новой рыболовной конвенции. Перед лицом этого вопроса Арита имел, как говорится, бледный вид: всего несколькими днями ранее, 16 и 17 ноября, он заверял советского полпреда Юренева, что слухи о заключении и даже подготовке антисоветского соглашения с Германией беспочвенны. Советское руководство признало разъяснения министра неудовлетворительными и дало жесткую оценку позиции Японии, постоянно повторявшуюся средствами массовой информации на всех уровнях и по всякому поводу. Арита уверял членов Тайного совета, что СССР не отважится на решительные действия, но советское правительство сначала «отложило» рассмотрение вопроса о конвенции, намеченной к подписанию 20 ноября (о чем министр был вынужден с неудовольствием сообщить на заседании), а затем и вовсе отказалось от нее. В итоге пакт был утвержден Тайным советом, но популярности правительству, мягко говоря, не прибавил.
Антикоминтерновский пакт был, бесспорно, направлен против СССР. И Германия, и Япония в тот момент имели все основания считать Советский Союз своим главным политическим и военным противником, непосредственно угрожавшим как их безопасности (в том числе через коммунистическое движение), так и дальнейшей экспансии – мирными или военными средствами, – направленной для Германии на пересмотр Версальского договора, а для Японии на укрепление ее позиций в Китае. Разумеется, открыто афишировать факт направленности пакта против Советского Союза как государства ни Германия, ни Япония не могли – это грозило разрывом экономических, а возможно, и дипломатических отношений, в чем они явно не были заинтересованы. Однако, как заметил журналист П. Ноэль, официальные утверждения Москвы, что Коминтерн не связан с советским правительством и тем более не подчиняется ему, оказались на руку не только СССР, но и Японии. Советский Союз заявлял, что не оказывает военной помощи Китаю, но не может запретить это добровольцам или общественным организациям. Токио, ссылаясь на те же самые «разъяснения», доказывал, что его политика направлена всего лишь против некоей неправительственной организации, а не суверенного государства.[174]
Нарком иностранных дел Литвинов, опираясь на информацию разведки, имел все основания прямо говорить об антисоветском характере пакта, издеваясь над неуклюжими оправданиями германских и японских дипломатов. Выступая на Восьмом Всесоюзном Съезде Советов 28 ноября 1936 г., он обрушил на пакт всю силу своего знаменитого сарказма: «Люди сведущие отказываются верить, что для составления опубликованных двух куцых статей японо-германского соглашения необходимо было вести эти переговоры в течение пятнадцати месяцев, что вести эти переговоры надо было поручить с японской стороны генералу, а с германской – «сверхдипломату»… Все это свидетельствует о том, что «антикоминтерновский пакт» фактически является тайным соглашением, направленным против Советского Союза… Не выиграет также репутация искренности японского правительства, заверившего нас в своем стремлении к установлению мирных отношений с Советским Союзом».[175]
После войны и Риббентропу ничего не оставалось, как откровенно признать: «Разумеется, Антикоминтерновский пакт скрывал в себе и политический момент, причем этот момент был антирусским, потому что носителем идеи Коминтерна являлась Москва. Гитлер и я надеялись Антикоминтерновским пактом создать определенный противовес России, ибо между Советским Союзом и Германией имелось тогда и политическое противоречие».[176]
Однако главным врагом он называет все-таки Коминтерн как политическую силу, а не СССР-Россию как государство, что вполне соответствует его геополитической ориентации, сформировавшейся под влиянием Хаусхофера.