Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио

23 октября, в день принятия окончательного решения о заключении пакта и его парафирования, Риббентроп направил Мусякодзи дополнительную ноту к секретному протоколу, в которой заявлялось, что положения заключенных ранее советско-германских договоров – Рапалльского договора 1922 г. и Берлинского договора о нейтралитете 1926 г. – не противоречат Антикоминтерновскому пакту. Иными словами, Германия не отказывалась от них и отделяла их как дипломатические документы общего характера от нового соглашения. Получив ее, Мусякодзи направил телеграмму Арита, в которой решительно говорил, что «дух этого пакта является единственной основой будущей германской политики в отношении Советского Союза» и что Риббентроп подтвердил правильность такого понимания. Япония ждала конкретных гарантий, опасаясь односторонних действий своего партнера по сближению с СССР, что могло казаться невероятным, но что как раз и случилось в августе 1939 г. Риббентроп гарантии дал, но оставил Германии «запасной выход».[177]

Подписание пакта 25 ноября 1936 г. сопровождалось специальными заявлениями обеих сторон, разъяснявшими их цели и намерения. Сначала их сделали лично Риббентроп и Мусякодзи, затем оба правительства. Сопоставим эти четыре документа.[178] Риббентроп резко атаковал решения Седьмого конгресса Коминтерна и действия коммунистов в Испании, превознося значение пакта: «Германия и Япония, будучи не в состоянии более терпеть махинации коммунистических агитаторов, перешли к активным действиям. Заключение Германией и Японией соглашения против Коммунистического Интернационала является эпохальным событием. Это поворотный пункт в борьбе всех чтущих законы, цивилизованных стран против сил разрушения… Все значение <пакта. – В.М.> будет оценено только грядущими поколениями». Пышная риторика контрастировала со скромным содержанием опубликованного текста пакта и наводила на мысль, что за ним скрывается нечто большее. Стоит отметить, что, во-первых, об СССР «сверхдипломат» не сказал ни слова, а во-вторых, призвал «другие цивилизованные страны» включаться в борьбу и присоединяться к соглашению. Краткое и более сдержанное заявление Мусякодзи ограничилось констатацией вмешательства Коминтерна во внутренние дела других стран и его особой враждебности к Германии и Японии. Посол ни словом не упомянул о Советском Союзе, но ничего не сказал и о возможном расширении пакта.

Заявление правительства Германии имело подчеркнуто общий и вполне дипломатический характер: оно акцентировало внимание на оборонительной сущности пакта и его направленности против Коминтерна как организации, не упоминая СССР. В заявлении японского правительства, более конкретном и довольно агрессивном, говорилось о Седьмом конгрессе Коминтерна и Гражданской войне в Испании, о китайских коммунистических армиях как угрозе Японии и о совместном сопротивлении коммунизму как основе пакта. За этим, однако, следовали специальные разъяснения, что пакт не направлен против какой-либо третьей страны, т.е. СССР. Несомненной дипломатической ошибкой было упоминание секретных соглашений в рамках пакта, наличие которых в заявлении категорически отрицалось, хотя об их существовании знали заинтересованные лица и не переставала твердить иностранная пресса. Заявления снова показали разность подходов и намерений сторон: Япония подчеркивала политический характер пакта, Германия – идеологический.

Пейзаж для рамы