События последующих двух лет показали, что Риббентроп был прав: Англия выступила, чувствуя за спиной мощь Соединенных Штатов и наличие незатухающего пожара «Китайского инцидента», который ограничивал возможности и масштабы участия Японии в любом глобальном конфликте, не говоря уже о локальной европейской войне [Впрочем, лорд Ротермир, к статьям которого мы уже обращались и еще вернемся, в начале 1939 г. «утверждал с полной уверенностью, что Япония успешно закончит войну <в Китае. – В.М.> до конца текущего года».[185]
]. Он ошибся позже, в конце августа 1939 г., думая, что советско-германский пакт о ненападении удержит Лондон и Париж от вступления в войну. Без участия США атлантистский блок, даже с учетом сил и возможностей всей Британской империи и Китая, не смог бы нанести поражение единому фронту евразийских держав. Но этот единый фронт, на который надеялся Риббентроп, в полной мере так никогда и не состоялся, а участие Соединенных Штатов в будущем глобальном столкновении было предрешено, даже если до поры до времени они официально оставались нейтральными.В итоге Риббентроп предлагал следующее: «Упорное создание в условиях полной секретности, без какой-либо огласки, союзнической группировки держав против Англии, т.е. практически укрепление нашей дружбы с Италией и Японией… У Англии, как и у Франции, не должно существовать никакого сомнения насчет того, что Италия и Япония твердо стоят на нашей стороне и в надлежащем случае совместные силы данной группировки будут незамедлительно введены в бой. Италия и Япония столь же серьезно заинтересованы в сильной Германии, как и мы – в сильной Италии и сильной Японии… Далее, привлечение на нашу сторону всех тех государств, интересы которых прямо или косвенно согласуются с нашими». Так (пожалуй, впервые – в официальном документе) оформилась концепция Риббентропа, открывавшая путь не только к «треугольнику» Берлин-Рим-Токио, но и к более широкой евразийской комбинации держав, объединенных как минимум противостоянием атлантистскому блоку. Лидером этого блока он в тот момент считал Лондон, похоже, переоценивая изоляционистские и пацифистские настроения по ту сторону Атлантики.
По долгу службы пытался привлечь Великобританию к участию в Антикоминтерновском пакте и японский посол Ёсида, будущий послевоенный премьер. Атлантист, нисколько не сочувствовавший ни пакту, ни японско-германскому сближению, он занимался этим вяло и неохотно, несмотря на уговоры специально приезжавшего в Лондон Осима. Кроме того, Ёсида не пользовался в Великобритании никаким влиянием или авторитетом, в отличие от своего предшественника Мацудайра или преемника Сигэмицу. Гитлер до лета 1939 г. не уставал повторять подобные предложения Польше: они выглядели вполне естественными, потому что Польша также подверглась осуждению на Седьмом конгрессе Коминтерна как «агрессивная» и «фашистская» держава. Риббентроп даже рассматривал вариант привлечения Чан Кайши к будущему соглашению и в ноябре 1935 г. интересовался у Осима возможной реакцией Токио, но отклика не встретил. Для полноты картины упомяну столь же неудачную инициативу Японии в отношении Голландии, но она была вызвана не идеологическими мотивами, а стремлением поглубже проникнуть в богатую стратегическим сырьем Голландскую Индию (современная Индонезия).
С лета 1937 г. все внимание японских политиков и военных было обращено к Китаю. 4 июня сорокашестилетний принц Коноэ Фумимаро сформировал свой первый кабинет, пост министра иностранных дел в котором занял Хирота. Премьер постарался заручиться поддержкой всех, кого возможно, поэтому новое правительство было хорошо принято как политическими кругами, так и публикой. Общество ожидало не столько изменения внутриполитического или внешнеполитического курса, сколько обновления политической среды, появления новых людей в руководстве страны, а декларации о международной и социальной «справедливости» вызывали к нему симпатии. Первый месяц пребывания Коноэ у власти ничем значительным не ознаменовался, но… «великие события могут начинаться с мелочей, и нынешний вооруженный конфликт между Китаем и Японией – не исключение».[186]