Случайная ночная перестрелка у моста Лугоуцяо (мост Марко Поло) 7 июля стала началом войны, масштабы которой в тот момент едва ли кто-то мог предвидеть. Не стремясь «обелять» японскую политику на континенте, отмечу, что главной ее целью все-таки была эксплуатация природных богатств Маньчжурии и создание там мощной индустриальной и аграрной базы, для чего требовалась военная и политическая стабильность. В то же время Гоминьдан, коммунисты и различные группы националистов, далекие от стремления к миру, только обостряли ситуацию попытками создания «единого антияпонского фронта», что неизбежно вело к полномасштабной войне. «Однако постепенно сложилось впечатление, что Китай был более искренен в стремлении к миру, чем Япония. Истинные – и весьма неясные – причины войны забылись, а их место занял миф о том, что ответственность за начало боевых действий лежит исключительно на Японии».[187]
Симпатии европейских держав, США и СССР были на стороне Китая, хотя они поддерживали разные фракции антияпонского движения. Германия и после заключения Антикоминтерновского пакта продолжала поставлять Чан Кайши оружие и держать при нем военных советников, а позиция ее посла в Нанкине Траутмана была откровенно прокитайской. Желая выступить посредником в урегулировании конфликта, Берлин преследовал несколько целей, среди которых развитие политического и тем более военного сотрудничества с Японией было не главной. В условиях растущей международной изоляции Третьему рейху было важнее показать себя миротворцем, способным сделать то, чего не смогла добиться Лига Наций, и не лишиться при этом китайского сырья. Мирные инициативы Германии вызывали пристальное внимание британских и французских дипломатов, заподозривших в этих шагах отнюдь не проявление миролюбия, но стремление ослабить позиции своих стран в Китае.
«Инцидент» у моста Марко Поло руководством Японии – ни военным, ни тем более гражданским – не планировался. С одной стороны, японо-китайские отношения к тому времени достигли определенного прогресса, особенно в области экономики; с другой, армия была занята реализацией долгосрочных мобилизационных и военно-экономических планов.[188]
Длительная и дорогостоящая война, чреватая возможным вступлением в нее СССР и дальнейшим усилением международной изоляции, в их планы не входила. Правительство было за скорейшую локализацию и прекращение конфликта, стремясь заняться решением внутренних, прежде всего экономических, проблем, но отступать перед лицом непримиримой позиции Китая тоже не собиралось и решилось на боевые действия. В ответ Мао Цзэдун выступил с «Десятью пунктами программы спасения родины», призывавшими к тотальной войне «до последней капли крови» и исключавшими любой компромисс. «Разгромить японский империализм» для него означало: «Порвать дипломатические отношения с Японией, изгнать японских должностных лиц, арестовать японских шпионов, конфисковать японское имущество в Китае, отказаться от наших долговых обязательств по отношению к Японии, аннулировать договоры, заключенные с Японией, отобрать все японские концессии».[189] Токио, разумеется, не мог на это согласиться, но вряд ли согласились бы и другие державы, потому что завтра вместо японского империализма главным врагом мог стать империализм британский или американский.