Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио

Осима сообщил Арита о негативной реакции партнеров на присланный проект, дав понять, что сам он в целом солидаризуется с ними, а не со своим начальником [После войны на следствии Осима утверждал, что не он отступил от принятой линии правительства, а само правительство изменило свою позицию, не обозначив это с достаточной четкостью и тем самым поставив послов в трудное положение.]. Затем он перешел к более решительным действиям: созвал на совещание в Берлин японских послов в европейских странах, запросив у Арита разрешения, но не дожидаясь ответа. Интересный рассказ об этом оставил Того: «Я подозревал, что предлагаемая встреча является попыткой создать единый фронт для давления на министерство иностранных дел в этом вопросе. Сам я был против такого союза и считал, что если дело пустить на самотек, Японии будет нанесен серьезный ущерб. Поэтому я решил ехать в Берлин. Поскольку даже на самую быструю поездку из Москвы в Берлин требовалось два дня, я подумал, что не успею на берлинскую встречу, если буду ждать ответа из Токио <т.е. разрешения на поездку. – В.М.>. А посему просто направил в министерство иностранных дел телеграмму с сообщением о своем отъезде в Берлин в связи с предложением посла Осима. Как я выяснил по прибытии в Берлин, министерство иностранных дел не одобрило эту встречу, и, кроме меня, на ней присутствовал только посол в Италии Сиратори. В тот вечер на приеме в японском посольстве я выразил твердую убежденность в отсутствии необходимости в Трехстороннем союзе, но, разумеется, достичь единства мнений присутствующим не удалось. На следующий день рано утром я посетил министра-посланника Ито и сказал ему, что, вопреки расчетам сторонников Трехстороннего союза, он не будет способствовать урегулированию «Китайского инцидента», а, скорее, втянет Японию в какой-нибудь европейский конфликт… Я настойчиво призывал его немедленно вернуться в Токио и противодействовать заключению союза. На следующий день я выехал из Берлина в Москву».[212]

Непреклонный Ито не собирался отступать от полученных инструкций. Арита был встревожен самоуправством подчиненных и решил приструнить их, но имел в распоряжении немного средств для этого. Осима продолжал обнадеживать Риббентропа, который даже теперь не терял надежды на привлечение Японии в союз, о чем говорил Чиано по телефону 4 марта. Однако Рим все больше склонялся к «пакту двух». Появились и новые мотивировки такого решения: «Япония в качестве нашего союзника, – записал Чиано в дневнике днем раньше, – решительно толкнет Соединенные Штаты в объятия западных демократий».

Весна больших разочарований

6 марта ситуация прояснилась, когда Чиано получил обстоятельный доклад из Берлина о событиях последних дней. Сиратори и Осима, наконец обрисовали Риббентропу и Аттолико сложившуюся в Токио ситуацию. Осима подтвердил, что его правительство в принципе согласно присоединиться к пакту, но уклончиво сказал, что полученные инструкции требуют уточнений и что вопрос еще не решен. Сиратори в отдельной беседе с Аттолико в тот же день зашел гораздо дальше. По его мнению, пакт с конкретными политическими и военными обязательствами совершенно необходим, но, наверно, ни одно японское правительство не согласится на такой альянс. В любом случае, добавил он, нынешний кабинет не сможет заключить такой союз. Для этого в Токио должны смениться как минимум одно-два правительства.

Сиратори подчеркнул, что он не одобряет альянс, направленный исключительно против СССР, потому что конфликт трех держав с Москвой – только один из многих возможных вариантов развития событий. Затем он не без грусти сказал, что механизм и темпы принятия решений в Японии существенно отличаются от существующих в Европе, особенно в авторитарных условиях Германии и Италии, где все вопросы могут быть решены в течение нескольких часов по телефону. К этому можно добавить, что Риббентроп, в это же время беседовавший с Осима, предложил ему в случае задержки ответа немедленно лететь в Токио на немецком самолете, а потом был готов уже и сам отправиться в Японию, чтобы покончить с «патовой» ситуацией в переговорах. Получив доклад Аттолико, Чиано записал: «Возможно ли на самом деле как следует вовлечь далекую Японию в европейскую политическую жизнь, в жизнь, которая становится все более сложной и непредсказуемой, которая может в любую минуту измениться в результате простого телефонного звонка». И двумя днями позже: «Задержки и вся японская манера вести дела заставляют меня скептически относиться к самой возможности сотрудничества между фашистским и нацистским динамизмом и флегматичной медлительностью Японии».