Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио

14 апреля на очередном заседании конференции Арита предложил вообще прервать переговоры до тех пор, пока в Токио не будет достигнуто единство мнений, однако перспективу отзыва мятежных послов он назвал невозможной по внутриполитическим причинам, недвусмысленно намекнув на противодействие армии. Итагаки, разумеется, был против паузы в переговорах. Неделю спустя Арита предложил министрам в качестве последнего шанса новую идею: премьер Хиранума должен прямо обратиться к Гитлеру и Муссолини и откровенно изложить им позицию Японии, что скорее даст конкретный результат, чем переговоры через послов, тем более таких своевольных. Министры согласились, но когда 23 апреля Арита представил им свой проект послания, Хиранума не проявил к нему интереса, а Итагаки снова решительно выступил против. Идея была отвергнута, и министр умыл руки.

Арита сознательно саботировал оформление договора трех держав в виде военно-политического союза с конкретными взаимными обязательствами, в чем премьер Хиранума нисколько ему не препятствовал. Не вполне понятно, на что он рассчитывал, оттягивая принятие решения. Во всяком случае, он не предвидел главного, на первый взгляд, самого неожиданного, но вместе с тем совершенно логичного поворота событий – советско-германского сближения. Но были более прозорливые люди, которые углядели такую перспективу по первым робким, казалось бы, незначительным признакам.

Пришла пора беспокоиться и «лондонским лавочникам», потому что на горизонте замаячила перспектива объединения их заклятых врагов: гидры коммунизма и монстров нацизма, контролировавших в общей сложности большую часть макиндеровского heartland'a. Однако в это не хотели верить.

Глава четвертая ПОВЕРХ БАРЬЕРОВ

Имперский министр иностранных дел шутливо заметил, что господин Сталин, конечно же, напуган Антикоминтерновским пактом меньше, чем Лондонское Сити и мелкие английские торговцы. А то, что думают об этом немцы, явствует из пошедшей от берлинцев, хорошо известных своим остроумием, шутки, ходящей уже несколько месяцев, а именно: «Сталин еще присоединится к Антикоминтерновскому пакту».

Из записи беседы Риббентропа со Сталиным и Молотовым в ночь с 23 на 24 августа 1939 г.

Общие геополитические интересы – это мощные узы, и они неумолимо влекли старых врагов, Гитлера и Сталина, друг к другу.

Генри Киссинджер, 1995 г.

После банкета

Официальные дипломатические приемы – не самое подходящее место для серьезных разговоров, которые могут круто изменить ход если не истории в целом, то отношений между странами. Однако подчеркнутое внимание Гитлера к советскому полпреду Алексею Мерекалову во время церемониального обхода дипкорпуса на новогоднем приеме в новой рейхсканцелярии 12 января 1939 г. вызвало почти что панику среди английских и французских дипломатов. Разговор фюрера с полпредом сразу же стал предметом спекуляций во многих столицах. Однако опубликованные впервые в 1990 г. записи официального дневника Мерекалова, немедленно сообщенные телеграммой в Москву, свидетельствуют, что содержание их краткой беседы было совершенно ординарным и не выходило за рамки протокола. «Гитлер подошел ко мне, поздоровался, спросил о житье в Берлине, о семье, о моей поездке в Москву, подчеркнув, что ему известно о моем визите к Шуленбургу <германский посол в СССР. – В.М.> в Москве, пожелал успеха и распрощался. За ним подходили по очереди: Риббентроп, Ламерс <шеф Имперской канцелярии Ганс Ламмерс. – В.М.>, ген. Кейтель, Майснер <шеф Канцелярии рейхспрезидента Отто Мейснер – В.М>. Каждый из них поддержал 3-5 минутный разговор в знак внимания. Внешне Гитлер держался очень любезно, не проявляя какой-либо непризяни или сухости и, несмотря на мое плохое знание немецкого языка, поддерживал разговор со мной без переводчика».[219] Поэтому представляются совершенно безосновательными предположения, что полпред не понял что-то из сказанного Гитлером (надо было бы – перевели бы немедленно!) или, напротив, услышав нечто важное, «побоялся» сообщить об этом в Москву. Из позднейших личных записей Мерекалова известно, например, что фюрер также посоветовал ему посетить берлинские музеи – поистине информация стратегической важности.