Несостоявшаяся революция

Характерное русскому национализму нормативистское представ­ление о русском народе-каким-он-должен-быть отделено «дистанци­ей огромного размера» от актуального народа-какой-он-естъ. Фан­тасмагорическое представление о коренных чертах и потребностях русских способно породить лишь фантасмагорические политические программы.

В начале XX в. упования националистов на инстинктивный кре­стьянский монархизм и патриотизм выглядели нелепыми перед лицом страстного желания «черного передела» мира и взрывом народного анархизма. Такими же нелепыми, как призывы к сохранению импе­рии, аскетизму, самопожертвованию и коллективизму на исходе XX в., когда русской доминантой стало стремление к индивидуальному пре­успеянию. А по сей день продолжающие бытовать среди националис­тов евразийские, традиционалистские, монархические и гитлеровские фантазмы вообще проходят по психиатрическому ведомству. Это не шутка: профессиональный анализ психического профиля национа­листических интеллектуалов указывает, что стержнем группообразо-вания в их среде нередко (что не значит — всегда) выступает общий комплекс или девиация. Впрочем, этот вывод столь же верен и для либеральных интеллектуалов.

Для интеллектуального отрезвления и избавления от самодовле­ющего мира доморощенных иллюзий националистам потребовалось сильнодействующее лекарство в виде национальных катастроф. Весь­ма примечательно, что прозвучавшие из их уст по итогам революци­онных событий начала и конца XX в. оценки русского народа носили порою весьма нелицеприятный, если не сказать русофобский, харак­тер. Лишь в начале XXI в. националисты стали нащупывать более или менее реалистическое представление о русских, которое, правда, пока так и не вылилось в целостную мобилизующую программу.

Слабость позитивного измерения националистической идеологии теоретически могла быть компенсирована силой ее негативного из­мерения. Проще говоря, если у националистов не получалось зажечь русские сердца образом будущего, то они могли бы мобилизовать об­щество, предложив ему образ врага. Однако традиционный главный враг националистов — евреи («жидомасоны», «мировая закулиса» и проч.) — вовсе не казался таковым массам русских. В начале XX в. они считали своим главным врагом самодержавие, элиту и помещи­чье землевладение, на его исходе — коммунистическое единовластие, в начале XXI в. — олигархию и преступность. В современной России антисемитский призыв просто не понятен широким слоям общества, антииммигрантский дискурс в мобилизационном плане несравненно более перспективен.

Тем не менее одной лишь антиммигрантской повестки недостаточ­но для массовой политической мобилизации. Иммиграция — важная, но не центральная забота российского общества, для которого на пер­вом месте стоит социальная проблематика. В общественном мнении иммигрантский вопрос составляет лишь фон социальной проблемати­ки, в то время как русские националисты зачастую всецело поглощены им, рассматривая сквозь призму «чурок» всё остальное. И тогда они неизбежно остаются на периферии того, что в первую очередь беспо­коит русский народ. А беспокоят его не отсутствие монархии, ослаб­ление катехонической роли России и перспектива ее консервативной реконструкции, а дефицит справедливости, свободы и ущемленные социальные интересы.

Значит, надо развернуть националистический дискурс именно в этом направлении. Ведь узко понятый национализм — национализм как жестко очерченное политическое и идеологическое течение — уже практически исчерпал себя. Электоральный потолок «жесткого» национализма не превышает 15%, и практически нет перспективы «пробить» его. В то же время потенциал «мягкого» национализма, национализма как культурной системы, составляет от половины до трех четвертей населения страны: около половины граждан России полностью или с некоторыми оговорками поддерживают лозунг «Рос­сия для русских», а для 75% ценность патриотизма (читай: «мягкого» национализма) одна из ключевых. Но чтобы реализовать этот потен­циал, националистам, оставаясь националистами, надо стать еще де­мократами и социалистами.

Не думается, что это так уж трудно. Ведь по самой своей сути рус­ский национализм либерален и демократичен. Разве движение, вы­ступающее за свободу национальной жизни, не либерально? Разве движение, требующее демократизации политической и экономиче­ской жизни, не демократично? Разве тот, кто защищает права русско­го народа, не правозащитник? Наконец, русский национализм — это настоящее гражданское общество, которое выросло само, снизу, а не сформировано сверху, по указке власти.