Несостоявшаяся революция

Гибкость и пластичность националистической идеологии позво­ляет без труда ассимилировать демократические и социальные идеи и даже либеральную риторику подобно тому, как коммунисты попы­тались узурпировать патриотическую риторику, ультралибералы ста­ли осваивать социальную, а Кремль манипулирует и той, и другой. Никаких принципиальных препятствий этому, кроме негибкости и неповоротливости самих националистов, не существует. Выйти за пределы гетто, в которое загоняют национализм и в котором многим националистам довольно комфортно, можно, лишь кардинально расширив и видоизменив политическую и идеологическую повестку национализма.

В его программах, а главное, в лозунгах и агитации во главе угла должны стоять конкретные социальные интересы масс русского наро­да: доступ к здравоохранению, образованию, жилью, свобода мелкому и среднему бизнесу, перераспределение сверхдоходов и проч. Главное содержание русского вопроса — социальное, успех национализма аб­солютно невозможен без апелляции к социальным интересам. Харак­терно, что пик популярности «Родины» пришелся на время, когда она органично сочетала националистическую и социальную идеологию и риторику. По оценкам социологии, национал-социальный синтезе до­бавлением толики либеральных идей (гражданские права и свободы) наиболее перспективен в плане влияние на общество.

Особого внимания заслуживает этнически русская мелкая и сред­няя буржуазия, которую со всех сторон обложили иноплеменные конкуренты, власть и крупные монополии. Русскому бизнесу нужна свобода развития и справедливые правила игры. В свою очередь, он мог бы стать экономической и финансовой базой движения, одной из его социальных основ. Это не просто экстракт из исторического опы­та: эмпирическая социология подтверждает особую чувствительность русских хозяйчиков к националистической риторике.

Но все это относится к гипотетическому будущему национализма, в то время как в настоящем его риторика и программы ничтожны в плане политического влияния. Беда даже не в том, что они интеллек­туально убоги или утопичны. В мировой истории утопии не единожды вызывали менявшую лицо мира социальную динамику, что русским в XX в. дважды пришлось испытать на себе. Но утопия утопии рознь: консервативная утопия русского национализма не мобилизует, а ско­рее демобилизует. Так было во второй трети XIX в., в начале XX в., в начале XXI в.

Дефицит воли у русского национализма несравненно губительнее дефицита интеллекта. Нацистская антиутопия на историческое мгно­вение обрела шанс реализации во многом потому, что за ней стояла волевая организация — то, что русскому национализму оказалось не под силу создать на протяжении всей его двухвековой истории. За­висимость от государства, невозможность помыслить себя не только против него, но хотя бы вне его стала роковой для русского национа­лизма. Пустые надежды на превращение имперского Савла в наци­оналистического Павла лишили националистов способности поли­тического самостояния, обрекли их на оппортунизм и бездействие в критических ситуациях. Когда в XX в. дважды рушилась империя, а власть в прямом смысле слова валялась в грязи, националисты даже не пытались нагнуться за ней. У них не оказалось не только воли к власти, но даже воли к борьбе.

Волевая слабость русского национализма обусловлена его антро­пологической, экзистенциальной червоточиной. Как большевики, а впоследствии и либералы ни ненавидели друг друга, они, тем не менее, всегда могли объединиться ради общей цели и против общего врага. А вот русские националисты не могли и не могут. Политическая ис­тория русского национализма — это не история союзов и объедине­ний, а история расколов, предательств и взаимной ненависти. В этом смысле этос русского национализма прямо противоположен пропа­гандируемым им идеалам соборности и товарищества. Ненависть вообще и друг к другу в частности — доминантная психологическая характеристика русской националистической среды. Причем взаим­ная неприязнь сильнее неприязни к пресловутым «жидам» и уж точ-

но сильнее любви к русскому народу. Хотя ненависть — эффективное политическое орудие, политическую организацию нельзя строить на одной лишь ненависти.

Слабость интеллекта, дефицит воли и организационная импо­тенция (две последние черты, в свою очередь, экзистенциально обусловлены) — вот три порока русского национализма, обусловив­шие его политические поражения и роковую неспособность сыграть важную роль в отечественной истории. Мы бы даже назвали эти по­роки генетическими, то есть неискоренимыми, если бы последние годы не показали, что они могут быть изжиты. Однако изживание это идет столь медленно и туго, что русский национализм вновь оказался не готов к моменту решающего сражения за власть, причем не готов тогда, когда ситуация для него складывается более благоприятно, чем когда-либо в отечественной истории. Винить националисты должны не власть и внешние обстоятельства, а только себя.

«Время пришло, чтобы вырвать победу». Но сделать этого некому.