Несостоявшаяся революция

Власть мешала националистам пропагандировать их взгляды? Но ведь они и сами, мягко говоря, не очень старались преодолеть воздвигнутые перед ними барьеры, в 1990-е гг. еще далеко не столь высокие, как десятилетие спустя. Вместо того, чтобы встать на твердую почву интересов социально пораженного русского большинства, националистические пропагандисты безуспешно пытались раскрыть ему глаза на «мировую закулису» и «заговор темных сил». Как настойчиво повторял в 1990-е глава одной националистической секты: «Главное — разоблачить сионистов, все остальные проблемы решатся сами собой».

Воинствующий антиинтеллектуализм составлял характерную черту русского национализма прошлого десятилетия. В данном случае имеется в виду не упомянутый выше низкий уровень его программных документов, а нечто более несравненно важное — глубокую, почти инстинктивную неприязнь к интеллектуалам и любым интеллектуальным усилиям. К «умникам» в движении относились приблизительно так же, как на пролетарских окраинах к тем, кто «в очках и шляпе». Любой интеллектуал априори подозревался в «жидовстве» или пособничестве «жидам». Из националистических групп вычищали людей, пытавшихся внести в их деятельность начала хоть какой-то осмысленности. Чаще всего за этим стояла элементарная зависть «вождей» к тем, кто чем-то возвышался над ними, и страх, что паству уведут в другие секты.

347 Лакер Уолтер. Россия и Германия. Наставники Гитлера. Вашингтон, 1991. С. 196.

Чистившие себя «под Гитлера» русские националисты любили нацистский афоризм «Моя рука тянется к пистолету при слове "интеллигент"», но забывали, что в нацистской партии, включая ее верхушку, состояло изрядно интеллектуалов. При разговорах же с «вождями» русского национализма складывалось устойчивое впечатление, что эти люди склонны полагаться исключительно на пролетарскую смекалку и арийскую интуицию, а также свой весьма ограниченный социальный опыт, но не на знания, размышления и экспертные оценки. «Политическим дискуссиям... была свойственна пустопорожняя болтовня людей, которых никак нельзя было назвать "гражданами мира". Широта и масштабы их безмерных исторических обобщений обычно находились в обратной пропорции к их фактическим знаниям. Люди, имевшие ничтожные знания и опыт за пределами своей страны (а то и своего города), полагали совершенно естественным развивать самые изощренные теории о прошлом, настоящем и об исторических судьбах стран, где они никогда не бывали, и народов, о которых они в лучшем случае знали из вторых рук»347. Эта характеристика интеллектуальной атмосферы веймарской Германии с удивительной точностью описывает русский национализм прошлого десятилетия.

Возможно, наиболее рельефно интеллектуальная нищета русского национализма проявилась в его внешнеполитической программе. «Запад» для русских националистов был не столько географическим, геополитическим или историко-культурным понятием, сколько абсолютным, тотальным Другим — олицетворением всего враждебного и имманентно чуждого России. В этом смысле они воспроизвели устойчивый и влиятельный социокультурный и психологический стереотип отечественной интеллигенции. «Реальные и разнообразные страны Западной Европы подверглись (русской интеллигенцией. — Т. С, В. С.) искажению до неузнаваемости, превратившись в удобный однородный символ, заслуживающий либо поклонения, либо отвержения». «Слово "Запад"... даже сейчас вызывает у русских столь сильную реакцию — положительную или отрицательную, — реакцию, которая давно утратила всякую связь с "реально существующими странами", составляющими Западную Европу и Северную Америку»348.

Абсолютное единодушие русских националистов насчет того, кто главный враг России и оплот Сатаны в дольнем мире — США и Израиль, заканчивалось там, где они пытались выстроить внешнеполитическую стратегию страны. Кто-то параноидально утверждал о тотальной враждебности всего мира к России, у которой поэтому не может быть союзников, кроме «армии и флота». Кто-то чаял обнаружить «национальный дух» в Германии. Кто-то ради конечной цели — свержения «сионо-масонского ига» — призывал перейти в мусульманство. Кто-то глядел еще дальше на Восток — на Китай и Японию, выстраивая изощренные комбинации «евразийской оси». В общем, по внешнеполитическим программам русского национализма можно было изучать разновидности геополитического бреда, порожденного сумеречным (а зачастую просто делириумным) сознанием.

348 Хоскинг Джеффри. Россия: народ и империя (1552-1917). Смоленск, 2000. С. 284, 288.