Несостоявшаяся революция

«Идеи порядка и справедливости востребованы сегодня в качестве приоритетных всеми слоями общества — и преуспевшими, и непре-успевшими. Идеологии, которые раскалывали российское общество в 1990-е годы, по сути дела, отброшены на периферию. Количество сторонников фундаментальных либералов, остающихся на позици­ях крайнего индивидуализма, ничтожно. То же самое можно сказать и о левых традиционалистах, в том числе и о сторонниках коммуни­стической идеологии. Все эти группы превращаются в маргинальные, занимающие крайние места в современном спектре идеологических сил»[1]. В широком смысле произошла идеологическая и ценностная унификация российского общества, хотя глубину ее преувеличивать не стоит: справедливость и порядок просто не могут одинаково ин­терпретироваться богатыми и бедными.

В любом случае эта унификация составила массовое, подлинно народное основание постельцинского режима и путинской популяр­ности. Экзистенциальная потребность русских уважать свою страну и гордиться своим народом спроецировалась на homo novus российской политики. Русские наделяли нового президента теми качествами, ко­торые хотели в нем видеть, причем его реальная политика, в общем, не имела значения: Путин мог эвакуировать стратегические важные базы в Лурдесе и Камрани (на что не пошел даже Борис Ельцин), обеспечивать разведывательную и логистическую поддержку натов­ского вторжения в Афганистан (результатом чего стало многократное увеличение наркотрафика на территорию России) и совершать дру­гие, весьма сомнительные с точки зрения национальных интересов,шаги, но народная молвь все равно числила его патриотом. И дело здесь отнюдь не только в массированной официальной пропаганде и жесткой путинской риторике, а в том, что настроившееся на патрио­тическую волну массовое сознание просто не пропускало иные сиг­налы. Оно хотело видеть во главе страны патриота и видело его. Хотя теоретически любой российский политик, оказавшись президентом, наделялся бы подобными качествами, Путин подходил к этой роли лучше многих других.

Для нашей темы важно отметить, что, превратившись в фокус мас­совых чаяний справедливости, порядка и патриотизма, Путин тем са­мым оказался в глазах общества и главным патриотом/националистом. Президент России стал держателем монополии на русский национа­лизм, что, как нетрудно догадаться, полностью девальвировало и без того невысокую цену политического русского национализма.

В целях дальнейшего анализа нам придется несколько отклониться от главной линии изложения и пунктирно охарактеризовать современ­ный социокультурный и ценностный профиль русских.

Хотя магистральный запрос общества на порядок, справедливость и патриотизм выглядит вполне традиционным, контуры чаемого на­шими соотечественниками общества выдержаны отнюдь не в пасто­рально-патриархальном духе. Более того, они вообще не имеют ниче­го общего с традиционной русской почвой! «Последние десятилетия оказались разрушительными для российской культурной "почвы" едва ли не в большей степени, чем вся советская история с ее про­возглашенным дистанцированием от "старого мира" <...> Внешний, лежащий на поверхности политический и социальный консерватизм, "новый русский порядок", о котором мечтают наши граждане, — это что угодно, но только не возвращение к истокам, не регенерация рус­ской цивилизации. Более того, вполне возможно... ее окончательные похороны»[2].

В современном социокультурном и ценностном профиле русских невозможно обнаружить в массовом порядке базовые ценности, свя­зующие их с предыдущими поколениями и с русской почвой. Великая русская культура существует исключительно как парадная ценность: оставаясь частью исторического багажа, она не актуальна для совре­менников, то есть не задает им ориентиры, не стимулирует модели их поведения, не говоря уже о том, что она ими (особенно молодыми по­колениями) попросту не освоена, а знакома лишь понаслышке. «На­ши соотечественники сегодня смотрят на нее (традиционную русскую культуру — T.C.f B.C.) примерно так же, как современные греки — на развалины античных Афин. То есть это нечто, что уже ушло и никоим образом не затрагивает нынешнюю жизнь»[3].

Современная урбанистическая культура, в которой живет подавля­ющее большинство населения России, представляет, по определению этнологов, периферийный вариант обобщенного стандарта городской общеевропейской культуры. В ней нет ничего собственно русского этнического, за исключением языка функционирования, чья нацио­нальная сущность принципиально недоказуема. Любой язык теоре­тически способен служить выражению смыслов различных культур и различных народов. Традиционная русская культура сохранилась лишь в резервации под названием «этническая культура», причем в России ее влияние меньше, чем в любой другой европейской стране.