При этом смертность среди еврейского населения была ниже средней по стране (16,3 против 26,3 на 1 тыс.), евреев реже поражали болезни и тяжелые физические недуги (3,27 против 4,17 на 1 тыс.) т. В общем, угнетаемый и преследуемый народ демонстрировал впечатляющую витальную силу и способность выживать даже в самых неблагоприятных условиях.
Невольно может сложиться впечатление, что печально знаменитые еврейские погромы преследовали целью стимулировать еврейскую эмиграцию из России и ускорить вымирание евреев. Однако подобный вывод безоснователен. Современные отечественные исследователи «черной сотни» сходятся в том, что погромы носили ситуативный и спонтанный характер, а не были рациональной стратегией, направляемой или координируемой из единого центра. Хотя многие местные администрации нередко (далеко не все и не всегда) смотрели на погромы сквозь пальцы и придерживались позиции самоустранения, а фактически — поощрения погромной активности, самые тщательные разыскания не смогли обнаружить даже намека на существование единого центра, руководившего погромами, или каких-либо официальных указаний на сей счет194. В общем, в России не было ничего и близко похожего на знаменитую «хрустальную ночь», еврейские погромы в Германии в ночь на 10 ноября 1938 г., со всей немецкой тщательностью организованные и пунктуально задокументированные нацистской властью.
Непредвзятый анализ обнаруживает, что евреи были главной, но не единственной мишенью погромщиков в России. «Октябрьские (1905 г. — Т. С, В. С.) погромы часто называют еврейскими, что не совсем справедливо. <...> Удалось установить национальную принадлежность двух третей пострадавших (всего погибло 1622 и было ранено 3544 человека. — Т. С, В. С). Среди них евреи составили 711 убитых и 1207 раненых; русские, украинцы и белорусы — соответственно 428 и 1246; армяне — 47 и 51; грузины — 8 и 15; азербайджанцы — 5 и 7; поляки — 4 и 6; латыши — 2 и 1...народности Кавказа... — 10 убитых и 53 раненых. Национальность 404 убитых и 932 раненых осталась невыясненной»195.
Помимо этнического (расового) критерия важное значение для выбора жертвы имели также культурный (интеллигенция, учащаяся молодежь), политический (оппозиционные демонстранты) и социальный (купцы, лавочники, ростовщики, шинкари) маркеры. Несчастье евреев состояло в том, что в их случае эти критерии зачастую совпадали, создавая своеобразный кумулятивный эффект.
Но ключевым маркером, без сомнения, была этническая принадлежность. Одни и те же погромщики вымещали свой гнев на еврейских купцах, но обходили стороной русских. Случались, конечно, исключения, но, как всякое исключение, лишь подтверждавшие правило. Ведь громили не только богатых, но и еврейскую бедноту, в сравнении с которой русская и малороссийская нищета выглядела верхом обеспеченности196. (Достаточно почитать «Дни», вышедшие из-под пера отнюдь не юдофила Василия Шульгина.) Другими словами, только евреев громили за то, что они евреи, а не просто богатые, социально и культурно чуждые, образованные или политически нелояльные. Это было уже довеском, так сказать, отягчающим обстоятельством их этничности. Не случайно подавляющее большинство погромов — 292 из 358 (данные неполные) — произошло в черте еврейской оседлости197.
Обстоятельнее о причинах русского антисемитизма еще будет сказано дальше, сейчас отметим лишь, что черносотенные манифестации, в большинстве своем носившие стихийный и спонтанный характер, были массовой реакцией на массовые же и тоже спонтанные революционные митинги и демонстрации. Иначе говоря, черносотенная активность была вторична по отношению к революционной активности. При этом в подавляющем большинстве случаев поводом для погромов служило откровенное глумление над атрибутами монархической власти или нападения на монархистов. «Как бы ни были взвинчены толпы черносотенцев, для насилия требовался повод, например, выстрелы из-за угла, выстрелы по монархическим манифестациям»198.
Трудно дать однозначный и исчерпывающий ответ, кому и зачем были нужны действия, вызывавшие острую погромную реакцию. Наличествующие факты противоречивы и разрознены, их интерпретация решающим образом зависит от авторской позиции и политической конъюнктуры. Западная и советская наука безоговорочно придерживалась презумпции вины черносотенцев. Современная российская историография предпочитает более сбалансированный и дифференцированный подход.