Несостоявшаяся революция

Именно поэтому коммунистическая власть воспринимала любые манифестации русского этнического сознания как вызов режиму и Советскому Союзу. В секретных докладах советской охранки интеллигентские разговоры о необходимости сохранения русской культуры и русских национальных традиций, памятников старины, спасения русской нации однозначно квалифицировались как «подрывная деятельность откровенных врагов советского строя». Причем этих «врагов» КГБ считал опаснее диссидентов, хотя «русисты» вовсе не призывали к изменению социалистического строя. Но даже робкие пожелания равенства русских с другими народами СССР, призывы к защите русской культуры и т.д. выглядели нескрываемой угрозой приоритетам территориального единства и политической стабильности СССР.

262 См.: Русские. С.414; Hosking Jeoffrey. Op.cit. P. 305. Анализ этнического состава коммунистического руководства и советской компартии,

Разве можно такую страну называть русской империей? Да, русские превалировали в политической элите СССР. Они составляли 67% состава ЦК КПСС образца 1981 г. (восточные славяне в целом — 86%) при общей доле в численности населения СССР — 52%, в то время как выходцы из мусульманских республик составляли лишь 5,4% состава ЦК при общей доле в численности населения —11, 6%. На исходе СССР доля русских в политическом руководстве еще более выросла. Они составляли почти 3/4 состава ЦК КПСС, избранного XXVII съездом КПСС, русскими были 8 из 10 членов Политбюро и 10 из 11 секретарей ЦК262. Но это не обеспечивало русскому народу никаких социальных, экономических или культурных преференций и не может служить доказательством «русского» характера коммунистической власти. Политический истеблишмент ощущал себя «советским», а не «русским». В политике Кремля невозможно обнаружить даже намека на приоритет русских интересов как интересов этнической группы. Широкое распространение русского языка и обязательность его изучения диктовались необходимостью поддержания единого культурного, научного, образовательного и коммуникационного пространства, а не задачами «русификации».

В общем, характерное для старой империи и послужившее первопричиной ее гибели фундаментальное противоречие между государством и русским народом в советскую эпоху полностью сохранилось и приобрело гиперболизированное выражение. «Сталин сделал максимальное возможное, чтобы уничтожить все исконно русское. При нем нео-Российская империя достигла своего апогея, как одна из двух мировых свердержав, тогда как русскую нацию довели до состояния почти унизительного»263.

Разумеется, если бы отношения русского народа и советского государства носили исключительно антагонистический характер, то оно вряд ли смогло просуществовать даже жалкие по историческим меркам 74 года и, тем более, превратиться в сверхдержаву. Опираясь только на штыки, только на насилие, коммунистический режим не смог бы добиться подобной динамики. Поэтому вновь надо говорить о симби-отических отношениях государства, власти и русского народа.

особенно на заключительном этапе ее существования, см. в: Тишков В. Л. Национальность — коммунист? (Этнополитический анализ КПСС) // Тишков В. Л. Очерки теории и политики этничности в России. М., 1997.

263 Хоскинг Джеффри. Россия: народ и империя (1552-1917). Смоленск, 2000. С. 501.

Одним из оснований этого симбиоза послужил традиционный мессианизм русской культуры и русской идентичности, который синтезировался с новым, социалистическим мессианизмом. Русско-советский мессианизм имел два аспекта: внешний — «первое в мире государство рабочих и крестьян» прокладывало новые пути всему миру и человечеству, и внутренний — русские приобщали к прогрессу народы северной Евразии, восстанавливали справедливость в отношении «аутсайдеров» истории. Помощь «братьям» внутри страны и вовне была не только навязанным императивом, но и добровольно возложенным русскими на себя моральным долгом.

На протяжении длительного времени (по меньшей мере до конца 1960-х гг.) русские воспринимали свою решающую роль в социалистической модернизации и даже собственную дискриминацию в пользу других этнических групп как естественное положение вещей. Для них это было проекцией их собственной силы, исторической миссии и чувства ответственности. Советская компенсаторная идеологическая формула о «русском старшем брате» выражала свойственное еще дореволюционной России реальное русское ощущение собственной силы и русского первенства. Проще говоря, у русских брали потому, что они внутренне готовы были отдавать. Это характерный парадокс истории, когда сила оборачивается против ее носителя.