Несостоявшиеся столицы Руси: Новгород. Тверь. Смоленск. Москва

При этом и в самом Смоленске не все было ладно, о чем свидетельствуют замечательные документы: 1) инвентарь города Смоленска и Смоленского воеводства 1654 г.; 2) список лиц, осажденных царем Алексеем Михайловичем в Смоленске; 3) сеймовый декрет 1658 г. по обвинению смоленского воеводы Филиппа Обуховича в сдаче Смоленска московским войскам [Археогр. сб. док. отн. к истории Сев. — Зап. Руси. Т. XIV. Вильно, 1904]. Сын смоленского воеводы, пытаясь очистить имя своего отца от несправедливых обвинений, указывал на то, что крепость сильно пострадала во время осады ее Сигизмундом в 1609–1611 и Шейным в 1633–1634 гг., из 38 башен в целости осталось 10 и даже на Королевском дворе «сгнили въездные ворота во двор, который не имел уже никакой ограды». В довершение всех бед выдачи жалованья на пехоту не было в течение 16 лет, не хватало пороха, а некоторые представители новой смоленской шляхты, включая хорунжего смоленского Яна Храповицкого, просто сбежали из города, для защиты которого они получали доходы со своих поместий. Тем большего уважения достойны люди, в совершенно безнадежной ситуации принявшие решение обороняться. Это и сам Филипп Обухович, и полковник Корф, и смоленский подсудок Станислав Униховский, и земский писарь Александр Парчевский, и Ян Вильгельм Рачинский с Козаривова, и Захарий Парега из Присмары, и Самуил Бакановский из Баканова, и инженер Боноллиг, и многие другие польские шляхтичи, получившие владения на Смоленщине.

Эти люди поддержали местную традицию разных поколений и разных народов, стали стержнем очередной героической обороны Смоленска во время штурма 15–16 августа. В этот день, по словам царственного наблюдателя, «…наши ратные люди зело храбро приступали и на башню, и на стену взошли, и бой был великий; и по грехам, под башню Польские люди подкатили порох, и наши ратные люди сошли со стен многие, а иных порохом опалило; Литовских людей убито больше двухсот человек, а наших ратных людей убито с триста человек да ранено с тысячу».

Сын Обуховича добавляет к кратким описаниям царя и разрядов яркие картины тяжелого, яростного боя, когда даже мещане смоленские и их жены крепко бились, поливая осаждающих кипятком, сбрасывая на врагов камни и даже ульи с пчелами. Однако даже после отбитого штурма надежды уже не было. Да к тому же играла свою роль разумная умеренность московского правителя, выдавшего в ходе завязавшихся после штурма переговоров по перемирию для уборки трупов любопытную грамоту:

«…пожаловали есьми города Смоленска судью Галимонта и шляхту, и мещан, и казаков, и пушкарей, и пехоту, которые били челом нам на вечную службу и веру дали и видели наши Царские пресветлые очи, велели их ведать и оберегать от всяких обид и расправу меж ими чинить судье Галимонту… Также мы, Великий Государь, пожаловал есьми его, судью Галимонта и шляхту, прежними их маетностями велел им владеть по прежнему. А как мы, Великий Государь, за милостью Божьею войдем в город Смоленск, пожалуем и велим им дать каждому особно их маетности, и с нашей Царского Величества жалованной грамоты по их привилегиям, кто чем владел, а мещан, и казаков та пушкарей, за которыми земли потомуж жалуем, велим дать ваши жалованные грамоты; а пехоту мы Великий Государь пожалуем нашим Царского Величества жалованьем» [ Мурзакевич.История г. Смоленск. Изд. 1903 г. С. 34, № 11].

Закончилось все тем, что смоляне «собрались огромной толпой к дому воеводы, силою взяли оттуда его знамя, отворили городские ворота, пошли к царю в лагерь, присягнули ему на подданство, и впустили в город несколько тысяч Московского войска, не дождавшись даже того срока, который был назначен им самой Москвой». Снова люди, пожелавшие сохранить верность присяге королям РП, были отпущены в Литву, и снова немалое количество представителей смоленской элиты пожелало остаться: «подкоморий Смоленский, князь Самуил Друцкой-Соколинский, королевский секретарь Ян Кременевский; городской судья Голимонт; будовничий Якуб Ульнер; ротмистры — Денисович, Станкевич, Бака, Воронец… и всякие служилые люди мало не все; также и пушкари, и Смоленские казаки, и мещане все осталися в Смоленску» [ Сапунов.Витебская старина. IV. С. 37–38]. Снова разумная умеренность после победы позволила России удержать за собой Смоленск даже и после катастроф 1659–1660-го.

На этом история завершила (на время?) долгое путешествие Смоленска. На этом прекратилась (на время!) история героических смоленских «сидений».

А я могу лишь повторить основные выводы, что смогло нам дать обсуждение истории этнического самосознания Смоленской земли в контексте её политической истории:

1) Уже к XIII в. жители Смоленской земли считали свою родину частью «Русской земли», а себя — русинами.