Несостоявшийся стриптиз

 В детективном отделе Восемьдесят седьмого участка сыщики напропалую рассказывали анекдоты о глухих, полагая, очевидно, что еще немного, и они окончательно избавятся от своего Глухого.

 — Человек купил слуховой аппарат и объясняет приятелю, какую удачную он сделал покупку, — говорил Мейер. — «Пока у меня не было аппарата, я был глух как пень, — говорит он. — Если я сижу у себя наверху, а в кухне закипает чайник, я слышу, как он свистит. Если к дому подъезжает машина, я слышу ее за километр. Потрясающе удачно потратил деньги». Тогда приятель кивает, а затем спрашивает: «А сколько этот аппарат стоит?» И слышит в ответ: «Без четверти два».

 Зазвонил телефон. Клинг, смеясь, снял трубку.

 — Восемьдесят седьмой участок, детектив Клинг.

 — Берт, это я, Августа.

 — А вот еще есть такой анекдот, — заговорил Хоуз. — Один тип играет на скрипке, причем так прекрасно, что, когда он берет ее в руки и начинает играть, люди перестают скандалить, кошки драться. Ему кажется, что это отличный инструмент для установления всеобщего мира…

 — Берт, я через полчаса кончаю, — говорила Августа. — Ты когда освобождаешься.

 — Не раньше четырех, а что?

 — Просто я подумала, что у нас есть время, чтобы немножко полюбить друг друга…

 — И вот он отправляется в ООН. Там его выслушивают и посылают в Африку для проверки — если ему удастся укротить тамошних хищников в джунглях, тогда ООН готова финансировать этот проект в мировом масштабе.

 — Так, так, — забормотал Клинг. — Ну, наверное, я смогу что-нибудь придумать. Где ты?

 — Я сейчас нахожусь…

 — Погоди, достану карандашик.

 — Он отправляется в Африку, оказывается в джунглях и располагается под пробковым деревом, вынимает скрипку, начинает играть, — продолжал рассказывать Хоуз.

 — Давай, диктуй, — сказал Клинг.

 — Вокруг собираются дикие звери — жирафы, носороги, львы, тигры, слушают прекрасную музыку, затаив дыхание. Они тихо сидят рядышком друг с дружкой, и никто не собирается ни с кем сражаться.

 — Записал, — сказал Клинг в трубку.

 — Вот и умница! — сказала Августа.

 — Но тут с дерева спрыгивает ка скрипача леопард и сжирает его.

 — Буду через полчаса, — пообещал Клинг и повесил трубку.

 — Тут выходит лев, — продолжал Хоуз, — и говорит леопарду: «Почему ты это сделал? Этот человек приехал к нам из Америки со свей скрипкой, он играл так прекрасно, что мы забыли все наши ссоры и распри и слушали, слушали. Почему ты его съел?» А леопард прикладывает к уху лапу и спрашивает: «Что, что?»

 Все расхохотались, кроме Клинга.

 — Если объявится Ингерсолл, — сказал Клинг сухо, словно человек, отправляющийся на оперативное задание, — передайте ему, что я в квартире Блер.

 В полутьме спальни Августы они занимались любовью. Все получалось не так прекрасно.

 — В чем дело? — прошептала Августа.

 — Не знаю, — так же шепотом отозвался Клинг.

 — Может, я делаю что-то не так?

 — Нет, нет, все хорошо.

 — Потому что если не так, то скажи и…

 — Нет, нет, Августа, не в этом дело…

 — А в чем же?

 — Просто, наверное, я тебя немножко боюсь.

 — Боишься?

 — Да, я все время думаю: как это такой болван из Риверхеда оказался в постели с красавицей?

 — Ты не болван, — сказала Августа и коснулась его щеки кончиками пальцев.

 — Но я все равно чувствую себя болваном.

 — Почему?

 — Потому что ты такая красивая.

 — Берт, если ты будешь продолжать в том же духе, я возьму молоток и дам тебе по башке.

 — Откуда ты знаешь?

 — Про что?

 — Про молоток. Про то, что это лучшее оружие для женщины.

 — Я не знала.

 Какое-то время они лежали молча, потом Августа сказала:

 — Расслабься, Берт…

 — В этом-то и состоит проблема…

 — Если тебе так хочется, я могу сделаться ужасной. — Она скорчила гримасу. — Ну как?

 — Красота!

 — Ну погоди… — сказала Августа, — я иду за молотком.

 Она встала и голой вышла из спальни. Когда она вскоре вернулась, в руках у нее действительно был молоток.

 — Тебе когда-нибудь давали молотком по башке? — спросила она, подходя к кровати.

 Она уселась в постели по-индейски, поджав под себя свои длинные ноги, застыв с прямой спиной.

 — В тебя когда-нибудь стреляли? — спросила она.

 — Стреляли.

 — Это пуля? — осведомилась Августа, дотрагиваясь молотком до шрама на плече.

 — Да.

 — Было больно?

 — Да.

 Она нагнулась, поцеловала шрам, потом снова выпрямилась и сказала:

 — Учти, ты имеешь дело с Безумным Молотком. Еще одно слово о моей красоте и — бах! бах! — твои приятели будут расследовать дело об убийстве.

 — Понял.

 — Это обязательная сексуальная сцена, — продолжала она. — В ближайшие десять минут я попытаюсь тебя отвлечь от тяжких дум. Если у тебя ничего не получится, то я тебя огрею по башке молотком. — Она повернулась к нему, приоткрыв губы и чуть высунув розовый язычок. — Ну что, начинаешь понимать, что к чему?

 — Вроде бы…

 Августа опустила голову на подушку, вытянула свои длинные ноги и тесно прижалась к Берту. Рука ее по-прежнему сжимала молоток.

 — Слушай меня внимательно, — прошептала она.

 — Слушаю.

 — Мы будем очень много значить друг для друга.

 — Конечно.

 — Мне страшно, — сказала Августа и часто-часто задышала. — Мне никогда так не было страшно в постели. Ты мне веришь?

 — Верю.

 — Мы сейчас будем любить друг друга.

 — Да, Августа.