Милиционеру следовало бы помолчать, а он хотя и по-доброму, но очень неосторожно заметил:
— Да на што тебе Ангелина эта? Ты ведь сама большая. И одна проживешь.
Светлые, как выросший в тени цветок, глаза Марианны стали большими-большими.
— Дядя, может быть, Ангелина умерла?.. Милиционер растерялся, махнул рукой и подтолкнул Марианну к воротам. Она покорилась.
Ее посадили прямо на кухне, поближе к теплой плите, и дали ей сразу две полные чашки с овсяной кашей. И все — няньки, поварихи, воспитательницы — глядели на нее, мешая ей этим есть.
Марианна молча съела одну порцию и протянула руку за второй чашкой. Но не взяла.
— Я не буду больше кушать, — тихо сказала она. — Знаете, у меня такое горе!..
Присутствующие переглянулись. Повариха в грязном фартуке обтерла мокрую руку и погладила Марианну по голове. Всех снедало любопытство.
— Мачеха-то у тебя молоденькая была? «Была»!.. Значит, ее уже нету?..
— Нет, не очень молодая, — одиноко сказала девочка. — Ей уже было двадцать пять лет.
Марианне показали кровать и дали рубашку с черным штемпелем на подоле. Она легла, свернулась и стала напряженно слушать свое сердце. Его то совсем не было в груди, то оно вдруг больно толкалось в ребро. В кухне Марианна отогрелась, а тут ей опять стало холодно. Казалось, что теплые у нее только слезы, которые грели ей щеки.
— Спи, — сказала нянька, проходя мимо ее кровати. — У нас спать положено, деушка.
— Хорошо, — чуть слышно произнесла Марианна. Но она не уснула.
— Эй, иди сюда! — вдруг позвала ее насморочным шепотом девочка-подросток с соседней койки. — Иди, а то поврозь холодно.
Марианна, поборов дрожь, легла возле незнакомой девочки и дотронулась до ее костистого голого плеча. Кожа была теплая, шероховатая, как будто натертая пылью. От головы пахло какой-то горькой мазью.
— Как тебя зовут? — шепотом спросила Марианна.
— Шурка. А что у тебя ноги холодные, как у лягухи?
Нянька сонно сказала из угла:
— Эй, спите там!
— А ну ее к шуту! — тихо буркнула Шурка и наклонилась к Марианниному уху: — В уборную захочешь, скажи, я тебя провожу, а то еще в колидоре на мыша наступишь, напугаешься.
…Утром, когда Марианна открыла глаза, Шурка лежала на спине и под одеялом чесала худой живот. Нос у Шурки был большой, простуженный, глаза маленькие и зеленые. На голове отрастали недавно стриженные под машинку волоски медного цвета.
Шурка заметила, что Марианна проснулась.
— Бежи на свою койку, а то попадет. Потом, уже через проход, она спросила:
— Ты сирота круглая аль только без отца? Марианна сказала, что ее мама умерла, когда ей было пять с половиной лет.
— А кто же тебя ростил?
— Няня Дуня. И папа. Мы жили под Москвой, в Петровском-Разумовском. Нас было трое, а потом папа еще женился на Ангелине.
— Небось била?
— Нет, что ты!..
Шурка вздохнула: наверное, вспомнила что-то из своей сиротской судьбы. И принялась одеваться серьезно и неспешно.
На завтрак была каша из сечки и по чашке молока.
— Хочешь? — спросила Марианна у Шурки, оставляя половину каши.
У той мигнули и загорелись зеленые глаза. Собственная ее каша была съедена, и миска блестела, как помытая.
— Я за тебя приборку делать буду, — обещала Шурка, быстро доев Марианнину порцию.
В тот же день вечером Марианна уже знала, что случилось с Ангелиной: няньки не удержали языки.
— А чего плакать-то? — со взрослой рассудительностью заметила Шурка. — Кабы родная мать, а то мачеха!
Марианна вытерла слезы и посмотрела на нее: чем-то Шурка в эту минуту показалась ей похожей на няню Дуню.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
— Пожалел бы дитё-то, — сказала папе няня Дуня. — Что ты, на самом деле, очумел, что ли, на старости лет?
Но папа был еще не старый — ему было сорок два года. И сама няня Дуня втайне рассчитывала в ближайшее время женить его на соседке, девице в годах, но образованной, умной и тихой. Соседка эта работала заведующей аптекой и снабжала няню всевозможными дефицитными лекарствами.
Но папа поступил по-своему. В мае месяце, в самое цветение, ему дали путевку в дом отдыха. Уехал он скоропалительно, так что няня Дуня не успела его собрать как следует: подкладка у пиджака отпоролась, на рубашке не хватало пуговок, и носков папа взял с собой всего одну пару, так что ему пришлось там самому стирать их в речке.
В доме отдыха папа и познакомился с Ангелиной. Вскоре же после его возвращения няня стала пришивать ему подкладку и нашла в кармане два использованных билета на «Дочь Анго». Потому она решила, что папа всерьез загулял.
Потом он принес домой торт в коробке и бутылку портвейна. Попытался спрятать все это от няньки, но она сразу же насторожилась.
— Это что же, гости будут?
— Да, — тихо сказал папа. — А что тебя удивляет?
У Ангелины было очень молодое, милое, хотя и без особых примет, лицо. Золотистые волосы, крутая грудь и очень маленькие руки и ноги. Юбка была до того ей узка, что няня Дуня сказала у нее за спиной:
— Свят-Свят-Свят!..