Несовершеннолетняя

Поселок Муроян был пылен и неприютен. Автобусов и трамваев здесь никаких не было, и от станции до исполкома идти было очень далеко. На песчаных горушках мостились без всякого порядка дома и бараки рабочих смолоперегонного и механического завода. Над поселком плыл густой скипидарный запах, не неприятный, но дурманный. На реке Мурё шел сплав леса россыпью, и все берега были завалены мокрыми кряжами, с которых оползала коричневая пахучая шкура.

Председатель исполкома, к которому Ангелина везла письмо, сам уже был на фронте. Его преемнику, бывшему начальнику поселковой пожарной охраны, Ангелина устало объяснила, кто они такие и откуда, и сказала, что специальности у нее нет, что она училась на курсах иностранных языков и умеет рисовать по шелку и делать аппликации.

Он к этому отнесся так, будто она ему сказала, что умеет ходить на голове.

— Ни к чему это сейчас, — сказал он, сочувственно вздохнув. — Теперь, милка моя, не до шелков, не до бархатов… Как у тебя насчет грамотности? Ребятишек учить некому стало.

И он послал Ангелину в деревню Тихое, где нужна была учительница в школу-четырехлетку.

— Место хорошее, учеников всего восемнадцать голов. Так что давай поезжай, дорогая гражданка!

…Дорога в Тихое шла ярким, янтарным сосняком, таким стройным и ровным на подбор, что он казался нарисованным. Еще не тронутый осенью, блестел под вечерним солнцем молодой березовый подлесок. И от этого зеленого спокойного богатства Ангелина и Марианна почувствовали себя как-то бодрее.

— Вон грибок растет! — увидела Марианна. — Можно мне сорвать?

Их вез на телеге мальчишка лет пятнадцати, неразговорчивый, но все время ругавший лошадь. Он обернулся к Марианне и сказал со взрослым равнодушием:

— На што он тебе? Кабы груздь, а то дрянь — обабок. Их сейчас уже не берут — кислые.

В Тихое приехали, когда по деревне проходило стадо. Коровы все были черные, некрупные, но сытые, они как будто с трудом несли полное вымя. Поскотина была рядом, там сонно гудели шмели над примятой, но еще не пожелтевшей и не потерявшей сока травой.

— Это что же, весь багаж ваш тут? — спросила вдова Капустиха, к которой сельсовет определил прибывших. — А зимовать как же думаете?

Действительно, у квартиранток было что на себе, то и при себе. Полненькая, золотоволосая Ангелина привезла с собой две шляпы, темно-синий бостоновый жакет в талию, короткий красный сарафан из маркизета. Правда, в чемодане у нее было еще множество каких-то пестрых шелестящих вещичек, но, как определила вдова, ничего путного. И у маленькой Марианны, кроме панамки, двух коротеньких платьев и курточки с перламутровыми пуговицами, тоже ничего не было.

— У нас есть деньги, — живо сказала Ангелина, — мы можем купить.

Капустиха усмехнулась сочувственно.

— Вряд ли вы что сейчас укупите. Может, власть вам чем пособит?

Но «власть» обещала только обеспечить дровами на зиму и землей под огород. И все же до холодов, казалось, было еще далеко, и Ангелина, надев свой яркий сарафан, гуляла с падчерицей по деревне. Дачников в этой дальней северной местности никогда не бывало, да и приезжие были редки, поэтому жители Тихого отрывались от привычных дел и с любопытством глядели им вслед.

— И не поймешь, девка ли, баба ли… А меньшая-то славненькая.

Тепло продержалось весь сентябрь, дороги были сухи, еще не оголился лес. Деревня дремала, обнесенная, как частоколом, зелеными елками, под которыми изумрудной пеной вздувался мох. Прямо с края леса горбились кочки красной брусники, крупной, как бусы. Ягоды уже поспели и легко осыпались с куста на руку. Тут же росли жирные маслята, рассыпавшись семьями по сухой траве. И боком выпирали из земли белые твердые грузди.

Рискнув зайти чуть подальше в лес, Ангелина и Марианна увидели большой пруд. У берегов вода стояла зеленая и масляная, а к середине, в которую ударял солнечный луч, серебрилась, как рыбья чешуя. Близко к себе пруд не пускал: кочкастый, вязкий его берег как будто глубоко дышал, ступить в эту зеленую мякоть было страшно.

Ангелина и Марианна долго разглядывали этот пугающий, какой-то таинственный пруд. Когда же оглянулись, им показалось, что лес сомкнулся и не осталось ни единой тропы. Но деревня была совсем рядом: они услышали тележный скрип на лесной дороге, потом гудок «кукушки», которая ходила мимо Тихого на Муроян.

— А когда мы домой поедем? — вздрогнув от этого гудка, спросила Марианна у мачехи.

Та ничего не ответила.

Они вернулись в деревню. Вдова Капустиха рыла на огороде картошку, поддевая тяжелый куст на вилы-четырехзубки. Она посмотрела из-под ладони на приближающихся квартиранток и молча покачала головой. Она не помнила в своей шестидесятилетней жизни такого дня, когда бы она шла из лесу с порожними руками, будь то мешок травы, короб с груздями, вязанец березняку на веники или лыка на мочало.

И все-таки вдова пожалела квартиранток и сказала:

— Айдате, девки, картошки молодой поешьте. Сварено у меня.