Несовершенные любовники

Прижавшись друг к другу, они уселись на корточках подальше от края кровати, чтобы ускользнуть от взгляда матери, если той вдруг вздумается наклониться, что, впрочем, она и сделала, сняв сначала туфли, а затем подобрав их, чтобы забросить в шкаф. После чего стащила с себя колготки и, вытянувшись на кровати, слегка повертелась и замерла. Колготки свисали с кровати прямо у них перед глазами, сохраняя форму ноги их матери, и устоять было невозможно, сказали они мне, эта нога то ли из нейлона, то ли из шелка так и напрашивалась, чтобы ее пощекотали. Протянув руки к изгибающемуся контуру призрачной ноги, они едва дотронулись до нее, и тут прозрачная ткань резко дернулась, а сверху послышался сдавленный смешок, словно они пощекотали настоящую ногу матери.

Этого хватило им, чтобы наделить себя сверхъестественными способностями. «Мы могущественны», — заявляли они мне с пафосом, смешанным с наивностью, что меня поражало. Поначалу я лишь пожимал плечами. «Ты не веришь нам, потому что не знаешь, откуда мы черпаем свою колдовскую силу». Да, не знаю и знать не хочу, отмахивался я. Пусть их мать вздохнула или даже засмеялась (она была хохотушкой) в тот момент, когда они щекотали край колготок, расставшихся с настоящими ногами, это было простым совпадением, причем не самым из ряда вон выходящим. Но для Лео и Камиллы речь не могла идти об обычном стечении обстоятельств. Для них все имело свой смысл, у них была своя, абсолютно внутренняя логика, даже уж не знаю, до какой степени внутренняя.

Прямо напротив их мордашек болтались колготки их матери. И поскольку эти колготки дали себя пощекотать, дети по очереди стали тянуть их вниз. Колготки опускались миллиметр за миллиметром, пока наконец не упали, образовав на ковровом покрытии цвета слоновой кости небольшую горку шелка. Конечно, Лео с Камиллой могли бы оставить все, как есть, и выйти сухими из воды, — ведь нет ничего удивительного в том, что колготки, небрежно брошенные на край кровати, падают на пол, — но кучка розоватого шелка искушала, дразнила их, им нужно было во что бы то ни стало завладеть ею, утащить в свое тайное логово, и это насильственное завладение предметом (все-таки вещь не упала сама собой) повлекло за собой цепь невероятных событий, которые продолжаются с ними до сих пор, рикошетом задев и меня, находящегося от них за тысячи километров, по параболе настигнув меня даже в Мали, когда я, слушая речь незнакомой мне молодой писательницы, вдруг смутно осознал, что они, мои настоящие друзья (это было еще до того, как мы расстались), станут и героями тех страниц, которых, по словам Наташи, должно набраться как минимум сто, а затем пойдет легче.

Именно в этих колготках, скрутившихся змеей на мягком пушистом ковре, и были скрыты мои будущие сто страниц.

Они признались, что, когда мать уснула, они утащили колготки под кровать и стали растягивать их в разные стороны, вдыхать еще не улетучившийся ее запах, накручивать их на руки, словно браслеты, напяливать на ноги и обвязывать себя. Они действовали почти беззвучно, движения их были такими плавными и слаженными, что, крутясь под кроватью, они ни разу не столкнулись и не задели друг друга. Время от времени они замирали, услышав легкое сопение своей матери, погрузившейся в глубокий сон, но затем вновь, словно котята или, точнее, львята, принимались резвиться, понимая, хоть и с некоторым раздражением, что колготки придется возвращать на место — ведь они не хотели разоблачения.

Хотя им вряд ли грозило серьезное наказание, слишком мало значили они в глазах родителей, чтобы получить настоящую взбучку, и именно поэтому они опасались разоблачения. Вначале я думал, что именно страх удерживал их под кроватью, но я глубоко заблуждался: Лео с Камиллой никогда не боялись ни одного живого существа; на поворотах своей судьбы они сталкивались лишь со страхом особого рода, который я изредка замечал в их глазах.

Если бы мать заметила их и выгнала со скандалом из спальни, строго наказав, чтобы ноги их там больше не было, или, что еще хуже, обратила все в шутку, усадила с собой на кровать, приласкала и успокоила, что иногда все же случалось, то их маленькое приключение потеряло бы весь свой шарм и блеск, и они снова вернулись бы к рутинному существованию обычных детей, что для них было смерти подобно. А потом произошло нечто важное, о чем они предпочитали помалкивать.

Колготки представляли собой опасность, но в то же время были и спасением или, скорее, путем к спасению. Они дергали колготки в разные стороны, связывали и развязывали, находясь, по их утверждению, в каком-то дурмане, будто кто-то включил пульт, которым управлял ими. Они даже натягивали колготки на головы, как грабители, а потом принимались по очереди душить друг друга: один из них завязывал на шее узел, а другой тянул его на себя из любопытства, смеха ради, чтобы посмотреть, считая вслух, сколько выдержит первый, — так им нравилось все подсчитывать. Но в конце концов им стало не до смеха: ощущения от удушения были малоприятными.