Несовершенства

— Когда монаршая семья уехала в сельскую местность в Австрии, доверенный человек Карла переправил драгоценности в Швейцарию. Император, скорее всего, узнал о пропаже после прибытия в Швейцарию. А к тому времени его успели предать столько людей, что он мог и не заподозрить в краже Флору.

Эшли мотает головой, и прядь волос выбивается из хвоста и падает ей на лицо.

— Не складывается. Как она вообще смогла проникнуть в хранилище драгоценностей? Она ухаживала за детьми. Не понимаю, как…

— Эшли. — Бек удивляет расстроенный голос сестры — Эшли явно очень хочется приписать Флоре героические качества. И дело не только в деньгах. Как Эшли будет жить, если они потеряют алмаз, если Райана посадят в тюрьму, если растает всякая надежда? Не если — когда. Все это теперь неизбежно.

— Мне жаль, что сведения, которые я нашел, вам не помогли, — произносит Кристиан.

Эшли сдувает волосы со лба и с ледяным выражением лица смотрит на сестру.

— Надо было продать алмаз итальянцам.

— Что ж, значит, я виновата. — Бек старается сохранять самообладание. Она знает, что ее сестре придется пережить больше, чем утрату бриллианта.

— Все это могло закончиться четыре месяца назад. Репортеры, статьи, судебный иск, преследования — ничего этого не случилось бы, а мы стали бы на полмиллиона богаче.

— Прекрати, Эшли, — старается успокоить ее Джейк. — Давай не будем.

— Конечно, вставай на ее сторону. Плевать на то, что она годами отказывалась разговаривать с тобой, хотя сама была во всем виновата, подлизывайся к ней, как ты всегда делаешь.

Она чувствует едкий вкус гнева на языке, его металлический запах в носу. Ощущает, как в душе поднимается характерное для Миллеров бешенство, но удивляет всех, включая себя, и начинает рыдать. Кристиан потирает руки и отворачивается. Барменша тщательно расставляет тарелки на витрине, притворяясь, будто ничего не замечает.

— Ну перестань. — Бек обходит маленький столик и обнимает сестру. Джейк тоже встает и обхватывает их обеих.

Когда они разнимают объятия, Эшли застенчиво смеется, вытирая со щек слезы. Брат и сестра тоже смеются. Кристиан смотрит на них в недоумении, и Бек понимает, что он единственный ребенок в семье и внезапный гнев, сменяющийся внезапным прощением, ему непонятен. Или же он относится к редкой породе людей, которые хорошо ладят с родственниками.

Эшли машет барменше и оставляет на столе стопку купюр по двадцать евро. Джейк замечает, что старшая сестра теперь всегда платит наличными, чего раньше никогда не было.

Они выходят в уличную прохладу и возвращаются к отелю. Эшли и Джейк отстают от Бек и Кристиана.

— Может, она и не крала бриллиант, — говорит Кристиан.

— Это неважно. Увольнение дает почву для обоснованного сомнения.

Кристиан искоса посматривает на Бек.

— Вы еще хотите ехать в Кремс-на-Дунае?

Она пожимает плечами.

— Петер Винклер ждет нас. Мы с таким трудом с ним связались. Неудобно отменять встречу.

— Мне жаль, что поездка прошла впустую.

— Это не так.

Кристиан улыбается и берет ее за руку. Ладонь у него слегка влажная.

В этот миг Эшли отрывает взгляд от дороги, по которой она пинала камушек, и хватает Джейка за плечо, указывая на Кристиан и Бек, которые, рука в руке, идут вперед, сливаясь на мощеных улицах Вены с другими безымянными парами.

Утром все молча отъезжают на поезде от станции Хайлигенштадт по направлению к Кремсу-на-Дунае, где живет Петер Винклер. Яркое солнце припекает сквозь стекло, согревая лицо Бек, наблюдающей, как удаляется Вена. Пейзаж меняется от коттеджей с соломенными крышами до разноцветных домиков, увитых виноградными лозами с гроздьями разной степени зрелости.

Средневековый Кремс, как Миллеры и ожидали, оказывается причудливым населенным пунктом. Петер Винклер владеет галереей на Вихнерштрассе, но приглашает встретиться в своем доме на холмах за городом. Американские гости пересекают главную улицу — длинную вереницу кафе, аптек, магазинов верхней одежды и художественных галерей — и взбираются к каменной церкви на вершине холма. Улица сужается, и они протискиваются по тесным переулкам между зданиями. На вершине холма улица огибает церковь, и путешественники пробираются по извилистой дороге к другой стороне холма, где начинают спуск. Здесь улицы становятся шире, а дома больше. Миллеры останавливаются у желтого особняка, увитого виноградом. Он выглядит старше, чем другие оштукатуренные дома на улице, и не только из-за винограда. Особняк сохранил изначальный готический облик, тогда как остальные здания вокруг явно перестроены.

Миллеры никогда не бывали в таком старом доме. По сравнению с ним даже самые ранние постройки Филадельфии кажутся совсем недавними. Полы скрипят при каждом шаге. От каменных стен тянет сыростью и прохладой, отчего Миллерам кажется, что они в музее, а не в чьей-то гостиной.