Молодой бельгиец Грегуар Поле — писатель нового поколения, выросшего не столько на литературе, сколько на кино. Поле пишет книгу, как снимают фильм. В дебютном романе «Неспящий Мадрид» он заснял одну ночь из жизни столицы Испании. Это влюбленный взгляд на город, в котором пересекаются пути многочисленных персонажей, — перед нами азартный журналист и сентиментальный полицейский, пьющий издатель и разочарованный философ, оперный баритон и уличная бродяжка, юная парикмахерша и начинающий писатель, из-под личины которого лукаво подмигивает нам сам автор. Большой город, сплетенье улиц, сплетенье судеб, а над городом парит вертолет, в котором настоящей кинокамерой снимает свое кино еще один влюбленный в Мадрид — великий кинорежиссер Педро Альмодовар. Блестящий дебют Грегуара Поле покоряет с первых страниц. Прочитав книгу, мы закрываем ее с чувством, будто прожили двадцать жизней в одну эту волшебную мадридскую ночь… И закрываем ее с сожалением, потому что вряд ли нам придется пережить еще одну такую необыкновенную ночь, в этом вихре, увлекшем нас и Мадрид. «Суар»
Проза / Современная проза18+Грегуар Поле
Неспящий Мадрид
No perdamos la perspectiva [1].
ЧАСТЬ I
СДАЧА
I
Лотерейные билеты продают в киосках ONCE [2], которые обычно бывают закрыты с 15 до 17 часов. Сейчас на Глорьета Бильбао 17.15, но ставни киоска, который видно из большого окна «Кафе Коммерсьяль», еще опущены. Ампаро Гарсия де Сола запаздывает. Она спешит по тротуару улицы Фуэнкарраль, ускоряет шаг, и частое постукиванье белой тросточки за ней не поспевает.
Рабочий компании «Телефоника» в желтом комбинезоне, стоя в канаве — голова как раз на уровне земли, — не сводит с нее глаз. Ампаро проходит мимо, торопится. Вот она уже у киоска.
Ампаро на ощупь находит замок, роняет тросточку, нервничает, суетится, наконец заходит внутрь.
Фернандо Берналь, сидя боком в углу диванчика, в тепле за витриной «Кафе Коммерсьяль», видит поднимающиеся ставни и лицо Ампаро с поджатыми губами. Суматошно, но весьма ловко она развешивает в маленькой витрине длинные гармошки лотерейных билетов на шнурочках. Хлопочет, откинув голову назад, ей ведь нет смысла наклоняться к тому, что делают ее руки. Губы Ампаро шевелятся, то ли она говорит, то ли поет, то ли просто нервничает. Скорее всего.
Внезапная боль в груди отвлекает его, и Фернандо Берналь, поставив стакан с пивом на столик, выпрямляется на диванчике, морщит лоб и гасит сигарету.
Улица полна народу. В кафе официанты снуют между столиками и колоннами. Берналь снова берет стакан, проводит им по лбу, по щекам, закрывает глаза, и холодные капли освежают его. Вздохнув, он открывает глаза. Только два столика не заняты.
Берналь видит на диванчике у противоположной стены, под зеркалами, в которых удваивается зал, знакомое лицо. Он встает, прихватив свой стакан и пальто, подходит к сидящему: «Сантьяго!» Сантьяго щурит глаза, морщится, как от солнца, и показывает рукой на стул: «Фернандо, вот радость-то!» Фернандо Берналь положил руки на спинку, точно на трибуну.
— Садись, Фернандо. Что новенького?
II
— Сердце.
Фернандо сел. Сантьяго закуривает «Дукадос».
— Сердечнику не предлагаю.
— Прочел твою последнюю книжку. Недурно.
— Спасибо. Мне пришлось ее купить.
— …
— В первый раз купил твою книгу в магазине.
— Фернандо, ты знаешь не хуже меня, какие издатели жмоты, я получил всего двадцать пять экземпляров.
— Я больше не вхожу в топ-лист-двадцать пять.
— Да, ты не входишь в топ-лист-двадцать пять. В него входят моя жена, мой сын, Эрнст Яхер и двадцать два идиота, которым я должен выказывать почтение. Отстань.
Фернандо Берналь неспешно улыбается. Его ладонь касается белого с галунами рукава официанта, нет, спасибо, ничего не надо.
— А твой сын? Как он поживает?
— Поживает.
— Женился?
— Пока никого не приглядел.
— Детки?
— Насколько я знаю, нет.
— А твоя жена?
— Хорошо, как всегда. Она в Риме, на чьей-то канонизации.
— По работе или просто так?
— Да и то и другое. Она заявила репортаж. Уже неделю она там, вот-вот должна вернуться, сейчас как раз, наверно, приземляется в Барахасе [3].
— Не скучает твоя жена.
— Что ты опять несешь?
— Говорю, она не скучает. Ей хорошо платят за то, чем она занимается?
— Чем она занимается?
— Журналистикой. Журналистам хорошо платят?
— Фернандо — отвали! Мы с тобой черт-те сколько не виделись, и за две минуты ты меня уже достал что с тобой?
— У меня сердце.
— Если все старые пердуны сердечники, то я тебе верю — ты сердечник.
— Ты прав, Санти. Я сердечник.
III
Облокотившись на соседний столик, вяло склонясь над журналом, щуря глаза от солнечного луча, который, преломляясь в стекле, падает прямо на него, Филипп Куврер узнает обоих собеседников. Это Сантьяго Кариньена и Фернандо Берналь. Мимо столика проходит, насвистывая, официант, фаянсовая посуда позвякивает на подносе. Официант останавливается у другого столика, две пожилые дамы убирают руки и смотрят, как перекочевывают с подноса на столешницу чашки с шоколадом и блюдца с пирожками.
Филипп Куврер незаметно прислушивается к разговору двух своих соседей.
— Ладно, пока ты не ушел, расскажи, как работа? Ты пишешь роман?
— Нет.
— Ты вообще больше не пишешь? Уже пять лет ничего не печатал.
— Статьи все-таки выходили.
— Из стола, не смеши меня.
— Ты их читал?
— Разумеется.
— Санти, ты льешь мне бальзам на душу. Нет, я написал эссе.
— Что-нибудь новенькое или старье перетряхиваешь?
— Новое.
— О чем? Название уже есть?
— Органическое.
— Какое название?
— Органическое.
— Это название?
— Да.
— А кто тебя издаст?
— Еще не знаю.
— Только не говори мне, что Миранда тебя кинул и ты просишь меня замолвить за тебя словечко!
— Я зашел сюда случайно, я тебя не искал. Но действительно, коль скоро ты под рукой…
— Ты меня и вправду достал, Фернандо.
— Я тебя ни о чем не прошу, Санти. Сам предложил.