Неспортивная история

Халиков поправляет скомканный пиджачишко и выкатывается за дверь…

… — Конечно, — соглашалась с контраргументами Валентина Николаевна, — она, действительно, не такая, как все. Она — личность. Так это, по-моему, прекрасно, это приветствовать надо. А ее фокусы?.. Что ж, детское самолюбие. Она же, несмотря ни на что, еще ребенок! Надо ж ей утвердиться среди одноклассников.

— Боюсь, вы ее недооцениваете. — Лицо Елены Михайловны раскраснелось, волосы еще больше растрепались.

— Ну вот что, — сказал Георгий Матвеевич, тяжело приподнимаясь из-за стола. — Валентина Николаевна, в конце концов, права в одном. Как говорил Герцен, любовь, Елена Михайловна, все-таки более догадлива, чем… м-м… нелюбовь. Так что подумайте, пожалуйста. Серебрякова уже немало сделала для спорта… И для страны, если хотите. А теперь ее доверили нам. И давайте подойдем к этому со всей душой… м-м… и ответственностью…

…Выхожу из класса, прикрываю за собой дверь. Халява на стреме стоит, по сторонам смотрит.

— Ну, чего? — спрашивает.

— Ничего, — отвечаю. — Свободен.

И мы расходимся в разные стороны, будто нас здесь и не было.

Елена стоит у стола, ищет глазами ручку. Приподнимает журнал, проверяет руками бумаги. Наконец открывает ящик… Достав оттуда ручку, собирается было сделать в журнале какую-то запись, но тут, что-то вспомнив, снова лезет в стол.

— Серебрякова! Где магнитофон?

— Вам лучше знать, — встаю. Елена еще раз, на всякий случай, заглядывает в ящик.

— Думаю, будет лучше, если ты сама его вернешь.

— У меня его нет, — изображаю на лице высшую степень удивления.

— В самом деле?

Беру сумку, открываю и демонстративно вытряхиваю все содержимое прямо на пол. Учебники, тетради… Бросаю туда же сумку, развожу руки в стороны:

— Обыщите.

В классе такая тишина, что аж в ушах звенит.

— Кто взял магнитофон? — спрашивает Елена и обводит глазами класс.

Молчание.

— А между прочим, — как всегда задумчиво, говорит Шлепаков, — у меня вчера книжку библиотечную кто-то… — он причмокивает губами.

— Ага, — подхватывает Александрова, — а у меня ручка пропала с золотым пером. Я сначала думала — потерялась, но я ее обычно в пенал кладу.

— И у меня два блока жвачки из портфеля — тю-тю! — заявляет Тюхин.

Смотрю, сначала один, другой, потом еще и еще, и, наконец, все поворачивают головы в сторону Панова.

Панов отворачивается, смотрит строго перед собой, никого не замечая.

Тут встает Шура-пятиэтажный и направляется прямо к нему.

— Вернись на место! — одергивает его Елена.

— А чего? — Шурик кивает на меня. — Вон ее уже обыскали. — И Панову: — Покажь папочку!

Леша в ответ подымает папку с пола, запихивает ее в стол.

— Обойдешься.

— Ну-ка, держи его, — приказывает Шурик Нечаеву и еще одному приятелю, который за соседним столом.

Начинается свалка. Панова за руки держат. Пятиэтажный папку из стола достает.

— Не сметь! — кричит Елена и спешит Панову на выручку.

— Вот он! — Шурик подымает высоко над головой мой «плэйер».

Тут, конечно, общее «ах!» Елена останавливается. Панова отпускают. И Леша через всех на меня смотрит. Ой, как смотрит!.. Чувствую еще чей-то взгляд. Халява. Глаза у него прямо треугольные от удивления.

Панов срывается с места и бежит из класса.

Шитикова было дернулась за ним, на меня оглянулась… Смотрю на нее в упор. Она глаза опустила, вернулась к своему стулу.

— Пожалуйста. — Шурик передает магнитофон Елене.

А я Халикову незаметно кулак показываю. Халява кулак видит, втягивает голову в плечи, садится.

— Сколько волка ни корми, он все равно в лес… — мрачно замечает кто-то.

— Я не верю, — твердо говорит Елена, глядя на магнитофон.

— Коне-ечно, — тянет Шептунова, — любимый ученик. Традиций не нарушает.

— Шептунова! — срывается Елена. — Немедленно выйди за дверь.

— Почему это? — возмущается шепелявая Лидочка.

— И что же, так и будем с ворюгой в одном классе?! — Нечаев кричит.

— Правда глаза ест!

— К директору! Или в милицию!

— Правильно!.. Хватит с ним нянчиться!

— Ти-ши-на! — останавливает их Елена. — Шептунова, я просила тебя покинуть класс.

Лида, шмыгнув, встает, топает к выходу и стучит на прощанье дверью. Тут я, собрав разбросанные на полу учебники, перекидываю сумку через плечо, иду вслед за ней.

— На место! — приказывает Елена.

— К директору надо, — говорю всем, не обращая внимания на Елену. — И собрание. Чтобы рот не затыкали.

— К директору! — подхватывает пятиэтажный.

— К директору! — шумит Нечаев.

— К директору! К директору!..

Идем быстро по школьному коридору. Впереди я, чуть сзади пятиэтажный, Шептунова, Нечаев… Двадцать с лишним пар ног гулко шлепают по школе. За дверями кабинетов идут занятия. Сворачиваем направо, выходим на лестницу. Тах-тах-тах-тах! — дробно застучали по ступеням вниз…

…А в это время Елена Михайловна сидела в опустевшем классе, уткнув лицо в ладони.

Она устало провела пальцами ото лба до подбородка, подняла голову и тут заметила оставшегося за последним столом Халикова. Он сидел в классе один, не смел двинуться с места.

— Ну, а ты что же? — бесстрастно спросила Елена Михайловна.

— Я… Это… — Халиков встал, прижимая к себе папку. — Голова… Заболел я. Мне домой надо.