Неспортивное поведение

— Ты прав. — Мне не стало лучше. Я не понимала. Я никогда не пойму. Но мне не хотелось, чтобы мой брат знал, почему мне было так больно — почему, когда я находилась на самолете в Европу и сидела в первом классе, стюардессе пришлось принести мне очень много салфеток, а мне казалось, что мое сердце взорвется.

А в это время Миллер проводил время голышом с какими-то незнакомками, которые, очень даже вероятно, не знали его любимый цвет.

Розовый. Это розовый.

Не спрашивайте.

— Я просто… сегодня очень напряженный вечер, ты же знаешь? — Я обернулась в объятиях Джекса и обняла его. — Спасибо за то, что ты — самый лучший старший брат.

У него осунулось лицо, а руки обвились вокруг меня, словно железные обручи.

— Я не такой.

— Такой.

— Нет, Кинс. — Он оттолкнул меня. Он никогда этого не делал раньше. Не отталкивал. — Я действительно не такой.

Я никогда не видела этого взгляда на его лице — он напоминало мне о вине, о такой вине, из-под тяжести которой не выбраться, о такой вине, которая будет следовать за тобой, пока не убьет. Я задыхалась от вины такого рода из-за Андерсона, когда он заставил меня стыдиться самой себя, моего тела.

— Джекс?

— Я знал.

— Знал?

— Об отце, — прошептал он. — Я знал еще до того, как отправил тебя в Европу. Знал.

Мир вокруг меня развалился, сначала на мельчайшие осколки, а затем все сразу: земля ушла из-под ног, и я оказалась на полу на коленях, я пристально смотрела снизу вверх на единственного человека, который поклялся, что никогда меня не подведет — который сказал, что всегда будет моей опорой.

— Ч-что?

— Кинс. — Его глаза наполнились слезами. — Мне жаль, так чертовски жаль, я не хотел, чтобы ты снова заболела, ты же знаешь, как на тебя может повлиять стресс, и в то время все было не так уж плохо. Первый этап химиотерапии сработал, и…

— Заткнись, просто заткнись! — закричала я, и слезы текли по моему лицу. — Я могла те месяцы провести с ним, МЕСЯЦЫ, а ты отослал меня!

— Я думал…

— Ты думал? — закричала я, ударяя кулаком о деревянную поверхность. — И о чем же ты думал? Что ты просто сделаешь то, что делаешь со всеми? Натравишь на меня Андерсона и будешь контролировать всю ситуацию? ТЫ ДУМАЛ?!

Внезапно на кухню ворвались мама и папа, лицо мамы было бледным, а папы — еще бледнее.

Я закрыла глаза.

Внезапно хрупкие руки обвились вокруг меня.

— Мы не хотели, чтобы ты заболела.

Папа.

Они оба.

Предана обоими своими родителями и Джексом.

Я погрузилась в себя, желая заползать под пол, плакать, кричать и повторять этот процесс.

— Ты не имел права.

— Я знаю, милая. — Папа поцеловал меня в макушку. — Мы недооценили, насколько быстро будет прогрессировать рак, мы просто… мы понятия не имели. Мы хотели тебя защитить…

— Это не тебе было решать, — сказала я низким голосом, которого не узнала. Он был пропитан такой грустью и предательством, что я чувствовала себя незнакомкой в своем собственном теле. — Мне нужно… Мне нужно идти.

— Дорогая. — Папа сжал меня еще крепче. — Не уходи, не так.

— Вы все знали. — Я проигнорировала его и решила взглянуть на маму, на брата и, наконец, на моего отца. — Все вы? Вы все выбрали это для меня? В то время как твое время буквально сократилось!? До года?

Отец отвел глаза.

Я сглотнула.

— Сколько, папа?

— Шесть месяцев, дорогая. Может, меньше. Я прекратил лечение.

— Ты и это собирался утаивать от меня?

— Сегодня вечером, — вмешалась мама, — мы собирались рассказать тебе сегодня вечером.

— Семейный ужин, — пробормотала я. Вздохнув, поцеловала отца в щеку. — Я люблю тебя, но мне нужно идти. Я вернусь завтра, чтобы тебя проведать, я просто… прямо сейчас мне нужно пространство. Я не хочу уходить сердитой, но… Я так зла. — Мой голос дрогнул.

Джекс нервно на меня взглянул, затем помог встать на ноги. Я отдернула руки и посмотрела на него.

— Я съезжаю.

— Что? — зарычал он. — Из-за этого? Из-за того, что я тебя защищал?

— Только это ты и делаешь! Ты, высокомерная заноза в заднице! Как насчет того, чтобы ты сосредоточился на том, чтобы жить своей собственной жизнью, а не пытался удержать меня от моей!

Я выбежала из комнаты, схватила свою сумку и побежала на улицу.

Только добравшись до тротуара, я поняла, что приехала сюда с Миллером.

Через две секунды меня начал обволакивать его знакомый запах.

— Куда?

— В квартиру Джекса. Я кое-что прихвачу.

— А потом куда?

— Я еще не знаю. В гостиницу. Я все еще злюсь на тебя. Даже не знаю, почему я с тобой говорю.

— Я тоже, — прошептал он. — Я просто рад, что ты говоришь, даже если это громче, чем обычно.

— Это потому, что я пытаюсь не кричать на тебя.

— Это видно.

Я не улыбнусь.

— Я поведу. — Я выхватила ключи из его руки.

Он не возражал.

ГЛАВА 14

МИЛЛЕР

Все, кто был на ужине, слышали наши крики. Даже Харли протрезвела, ее лицо побледнело, когда Джекс закричал на Кинси, а Кинс закричала на него.

Я знал их чуть больше года. И не раз видел, как они ругались — это меня беспокоило, тот тип отношений, которые у них были как у брата и сестры, были ужасно близкими. Я не был глупцом. Между ними происходило что-то еще. Что-то, что я и все остальные в их жизни не понимали, какая-то нерушимая связь.