Несравненная

— На жизнь я себе зарабатывал гаданием по старинной книге Мартына Задеки. Не того Мартына, которого наши доморощенные умельцы в виде чертика посадили в ящик и откуда он достает записки, якобы предсказывающие судьбу. Ну вы, наверное, видели... Записочку бросят в ящик, а там — банка, нажимают на нее, и Мартын опускается, это он за запиской пошел, а затем поднимается — записку принес. И пишут на тех записках всякую ерунду — много ли надо темному человеку?! Еще и голосят-зазывают при этом: мой Мартын Задека знает судьбу каждого человека, что с кем случится, что с кем приключится, не обманывает, не врет, одной правдой живет... А я по-иному гадал, по книге старинной. Знаете, как она мудрено называется? Называется она — древний и новый всегдашний гадательный оракул, найденный после смерти одного стошестилетнего старца Мартына Задеки. Там толкование всех снов человеческих прописано и указано — к чему тот или иной сон приснился.

— А мне никогда сны не снятся, — признался Николай, — я только голову до подушки — сразу уснул. Голову поднял — утро на дворе. Как будто и не спал вовсе.

— Это вам потому, Николай, сны не снятся, что вы еще мало испытали в жизни. Вот пострадаете, помучитесь, и будут вас сны одолевать.

— Ну уж нет, — рассмеялся Николай, — лучше без снов и без страданий.

— А так в жизни не бывает.

— Ладно, не пугай, рассказывай дальше — чего с тобой случилось?

Слушая человечка с его странными речами, Николай развеселился, забавно было, думал про себя — вот еще какие чудилы на ярмарке встречаются! А тот, не сбиваясь с ровного голоса, продолжал:

— Я так гадал: подходит ко мне человек и рассказывает свой сон, а я книгу открываю, и сон этот растолковываю. А если вижу, что человек горем ушиблен, я помимо книги ему толкую — к счастью все, к благополучию. Очень у меня бабы гадать любили, они до последнего часа все счастья ждут. А как я Чернуху завел — ко мне в очередь пошли. Что за Чернуха? Да ворона. Я ее на улице подобрал, у нее крыло сломано было, выходил, выучил. Она у меня такая умница, только что говорить не умела, но каркала всегда в точку. Растолкую сон и спрашиваю: правильные слова, Чернуха? Она крылом, которое не сломано, хлопает, клюв разинет, и во всю моченьку — карр! Значит, правильные слова, верные — будет счастье. А много ли человеку надо? Обнадежили, он и радуется, и дальше живет.

— А с тобой, выходит, несчастье выплясалось? И какое?

— Уснул я. Присел на солнышке, разморило, и уснул. Сон видится, будто бы я красавцем стал, роста высокого, в красной рубахе, кудрявый, иду по ярмарке, а мне все в пояс кланяются и величают по отчеству. И вдруг вижу — навстречу мне девица бежит, а в руках у нее — моя Чернуха. Я тоже хотел навстречу им кинуться, а ноги не идут... Будто к земле пристыли! И тут проснулся... Обворовали меня. И книгу украли, и Чернуха пропала, и карманы наизнанку вывернули... Вот какое горе, Николай!

— Да, крепко не повезло тебе, — Николай, проникнувшись сочувствием к чужому несчастью, покивал головой: — Без куска хлеба, выходит, остался?

— Остался, — вздохнул человечек.

— А я-то чем тебе помочь могу?

— Помог уже. Выслушал, вот на душе у меня и полегчало. Спасибо тебе, Николай.

Человечек встал, поклонился и вышел, семеня мелкими шажочками, из трактира, растворился в ярмарочном многолюдье. Николай, торопливо расплатившись с половым, выскочил на крыльцо, сам не понимая, зачем это делает и почему ему очень хочется еще раз увидеть странного человечка. Но его и след простыл.

«Вот тебе и Мартын Задека, узнает судьбу каждого человека», — постоял на крыльце, повертел в руках картуз с лаковым козырьком и направился прямиком к городскому театру, но замешкался возле круглой тумбы, на которой висела большая афиша. Посмотрел, полюбовался на крупные буквы, несколько раз перечитал:

Городской театр!

Впервые в Иргите!

Концерт-галла единственной в своем жанре известной исполнительницы русских бытовых песен и цыганских романсов несравненной Арины Бурановой при аккомпаниаторах талантливых музыкантах Александре Сухове и Алексее Благинине Спешите!

3

И вот они выплыли — три лебедушки. В новых цветастых кофтах, в новых высоких ботинках с алыми шнурками, из-под ярких платков, накинутых на плечи, покачиваются ниже спин толстые косы в лентах. Даже младшенькая, подражая старшухам в степенности, словно подросла в считаный час и тоже заневестилась — глазенки горят-сверкают, на щеках румянец зардел. Поликарп Андреевич глянул недовольно, построжиться хотел — шибко уж расфуфырились! — но суровое слово застряло в горле, потому что пронзила внезапно и остро, до слезы, простая мысль: дети-то выросли. Сохранил он их, выходил, вынянчил после смерти Антонины, не дозволил им хлебать полной мерой горькую и безрадостную сиротскую долю. Отвернулся, заморгал, делая вид, что в глаз соринка попала. Марья Ивановна цепко стрельнула на мужа внимательным взглядом, все поняла, но сделала вид, что не догадалась, что невдомек ей, глупой бабе, додуматься — по какой такой причине мужика слеза пробила. Только и сказала: