Несравненное право

– Помолчи, – неожиданно резко прикрикнул Аррой, – Шани, этим сведениям можно доверять. За них ручается, гм... Болотница за них ручается, но я звал тебя не за этим. Тебе придется съездить в Эр-Атэв.

– Сейчас?! – граф казался ошеломленным.

– Именно сейчас, – да не страдай так, к самому интересному ты вернешься. Пойми, что больше мне послать некого. Клирики с атэвами – как кошки с собаками. Маринеры мои тоже, а ты с Майхубом поладишь. А теперь прости. Давай расстанемся на пару ор – мне нужно написать письмо, тебе – собраться. Белка пока поживет у меня, с Герикой и Ри она дружит.

– Я еду сегодня?

– Да. Шани, это очень важно, намного важнее, чем подглядывать за маркитантками.

Шандер повернулся и быстро вышел.

– Ну и что это все означает? – Жан-Флорентин был не на шутку возмущен. – Ты мой сюзерен, но это не дает тебе права обрывать меня на полуслове.

– А до тебя не дошло, что ты мог натворить?

– Меня возмущает твой тон...

– А меня – твоя беспардонность. Ладно, успокойся... Я оборвал тебя, потому что боялся, что ты произнесешь имя Лупе.

– Ну и что? – не понял жаб.

– Великие Братья, – Рене скрипнул зубами, – и ты еще берешься рассуждать о любви! Неужели до тебя до сих пор не дошло, что Шани любит Лупе, а она сейчас с другим. С нашим другом и союзником!

– Это не имеет никакого значения. Во-первых, от этой любви, в отличие от предсказанной тебе Болотной матушкой, ничего не зависит, во-вторых, Лупе не единственная женщина. Я видел ее, и я знаю каноны человеческой красоты, до Иланы или Герики ей далеко.

– Для него она единственная! Не понимаешь? – Рене махнул рукой. – Значит, и не поймешь. Только прошу тебя, молчи. Ты ничего не знаешь.

– Но я знаю, – уперся жаб, – и к тому же лгать друзьям бесчестно. Наш долг открыть ему глаза.

– Чтобы потом ему же их закрыть. В гробу – он не переживет этого, неужели непонятно. Нет, вешаться Шани не будет, но полезет на рожон и сложит голову. Ты этого хочешь?

– Сильная натура переживет любое потрясение и лишь закалится в несчастьях, – стоял на своем Жан-Флорентин.

– Хорошо, – устало вздохнул Аррой, – ты мне все уши прожужжал, что я – твой сюзерен. Так вот, я ЗАПРЕЩАЮ тебе разговаривать с Шандером и с кем бы то ни было о Лупе и Луи. Понял?

– Понял, – буркнул полиловевший со злости жаб.

– Ладно, не сердись, ты по-своему прав, но правда не всегда бывает кстати. И... Что ни делается, то к лучшему. Дружба Майхуба нам действительно нужна позарез. Если все кончится плохо, а такое нельзя исключить...

– Теоретически нельзя исключать ничего, – Жан-Флорентин сменил гнев на милость и был готов продолжать беседу.

– Именно, так вот, если мы проиграем, Майхуб останется единственным, кто сможет встать на пути у этой нечисти, а без советов Шандера он наверняка наступит на те же грабли, что и мы. И, Проклятый меня побери, я хочу, чтобы Шани остался жив! Это будет справедливо.

– Справедливо будет, если вы все выживете и к тому же победите, – буркнул Жан-Флорентин.

2230 год от В.И. 24-й день месяца Иноходца. Варха

Шаддур ка Ройгу Исстисс, вот уже сорок лет возглавлявший Орден Тумана, не страдал ни суевериями, ни излишней мнительностью, но в некоторые вещи, поведанные Древними, верил. В частности, Шаддур был глубоко убежден, что старинное тарскийское пророчество о том, что явлению Младенца предшествует гибель в одно лето Трех Великих Владык, справедливо. Именно поэтому его, в отличие от большинства его сподвижников, не удивила гибель ребенка Герики. Условие еще не исполнилось, и винить в этом было некого, кроме их самих.

Первоначально Шаддур полагал, что под тремя владыками подразумеваются Марко, Рене и Базилек и все случится еще в прошлом году. Глава ройгианцев отнюдь не собирался ждать у моря погоды. Три смерти сильных мира сего должны были стать великими свечами на алтаре Ройгу, но Рене по глупости Годоя вырвался из ловушки и оказался недосягаем. Именно тогда Шаддур понял, что нужно ждать. Убить Базилека и Марко, когда тот выполнит свою миссию, казалось делом нехитрым, но опять-таки вмешалась судьба. Марко пришлось превратить в сосуд для Молчаливого[122], поглотив при этом его душу, а тело короля убила сорвавшаяся с цепи рысь Стефана. На трон взошел Годой, и тут Шаддур ка Ройгу понял, что Младенец будет рожден лишь после того, как души Рене, Базилека и Годоя покинут Тарру, причем (это было очень важно!) в одно лето, каковым Древние считали время между двумя снегами – прошлым и грядущим.