Нестор Бюрма в родном городе

– Ну ладно! Хватит вилять и хитрить. Ведь вы меня наняли не столько для того, чтобы отыскать Аньес, сколько для того, чтобы попытаться самому завладеть этими деньжатами, ведь так?

– Эй, вы! Полегче! – вспылил он.

Он делает шаг в мою сторону, наталкивается на стул, цепляется за его спинку, как за барьер в зале судебных заседаний, и, склонившись вперед, продолжает:

– Меня интересуют не эти пятьдесят лимонов или то, что от них осталось, а тот Иуда, у которого они находятся. Само собой разумеется,– посмеивается он,– после того как я бы его вздул как следует…

– Всего-навсего вздули?

– Еще бы! Я не псих. Я мог бы его убить, но садиться в тюрягу из-за такого негодяя – да он того не стоит. Так вот, что я говорил, после этой выволочки я бы, конечно, если б представилась возможность, как следует его потряс. Это вас смущает?

– С чего бы? На чужом несчастье счастья не построишь.

– Гм!… Это, конечно, в такой же мере относится к нему, как и ко мне?

– Понимайте как хотите. Но не стоит ссориться из-за поговорки.

– Вы правы. К тому же он, наверное, уже вложил эти бабки в движимое и недвижимое имущество.

– Ничего подобного. Доказательство – то, что этот билет был в обращении. А потом, повторяю, пятьдесят миллионов новенькими купюрами – это довольно обременительная вещь. К тому же такие мерзавцы, готовые за деньги убить отца и мать родную, любят их на манер скупого: им нужно постоянно созерцать свои богатства.

Снова присаживаясь, Дорвиль широким жестом отправляет куда подальше все свои соображения.

– Во всяком случае, суть не в этом. Вернемся к Аньес… до того как Дакоста получил эту ассигнацию, помеченную его дочерью, я думал, что Аньес дала деру. Затем я стал рассуждать, примерно как и вы, и уже подумывал пригласить вас, чтобы все это распутать, когда Лора Ламбер произнесла ваше имя и сразу же вам позвонила.

– Вы могли бы все это честно сказать.

– Честно сказать – что?

– Что за исчезновением Аньес, по вашим предположениям, скрывается алжирский предатель… которого вы хотите задержать.

Он пожимает плечами.

– Возможно. Но я не знал, согласитесь ли вы. В конце концов, это дело касается вас не так, как нас.

– Я бы все равно согласился заняться поисками Аньес, оставив вас затем самого разбираться с этим фруктом.

Он поджимает губы. Точь-в-точь пострел, захваченный с поличным и сразу растерявший весь свой гонор. Он хрипит:

– Гм… а сейчас? Вы будете продолжать… несмотря на отсутствие откровенности с моей стороны?

– Да.

– Вы это говорите таким тоном!

– Каким тоном?

– Не знаю. Странным тоном.

– Возможно.– Я усмехаюсь.– Так вы, значит, поразмыслили и пришли к выводу, что Аньес обнаружила что-то, имеющее отношение к алжирскому делу. Вы поделились своими соображениями с Дакоста?

– Ни с Дакоста, ни с Лорой. Лора…– Он пытается изобразить улыбку. Ему это не очень удается.– Мы с ней были хорошими друзьями. Даже больше того. Ну а теперь, вы понимаете…

Нет, я не понимаю, как это можно дуться друг на друга, после того как вместе спали, но знаю, что так бывает у многих расставшихся любовников. Я качаю головой. Дорвиль продолжает:

– Что же касается Дакоста, то не будет неправдой сказать, что он совершенно отупел и был в полнейшей растерянности. Зачем было усугублять его смятение?

– Да. И потом, наверное, вы не были так уж уверены в его невиновности?

– О! Послушайте!

Подразумевается: «Вам решительно доставляет удовольствие все усложнять и понимать превратно».

– Да, я знаю,– говорю я.– Дакоста – жертва судьбы… и уличных пробок. Что не помешало вам ответить мне «нет» прошлой ночью на мои вопрос о том, не он ли продал своих товарищей. Вы даже встали на его защиту, хотя вам и было несколько не по себе.

– А как же иначе? – вздыхает он.– Бывают минуты, когда я сам не знаю, что и думать… Нет,-добавляет он, энергично встряхнув головой.– У меня, конечно, имелись подозрения, как и у всех, но они совершенно необоснованны… Конечно…– его энергия потихоньку убывает,– конечно, его поведение дает повод для подозрений…

– О да! Его дочь исчезает, он не обращается в полицию, у него такой вид, будто ему наплевать. Это уже немало для заочно или просто осужденного. Нормальный отец должен был бы вести себя иначе. Есть отчего зародиться любопытным мыслишкам в таком профессионально подозрительном мозгу, как мой. И одна из этих мыслишек заключается в том, что Аньес – не его дочь, вот почему ее судьба ему безразлична, хоть он и не слишком афиширует это.

– Не его дочь?

– Не сильно-то она на него похожа внешне.

– Это ни о чем не говорит.

– Пусть так. Но я бы предпочел, чтобы она была не так красива и чуть больше походила на Дакоста. Может, его жена заимела ее от другого?

– Ничего не могу вам на это сказать.– Он резко обрывает разговор.– А другие мысли?