– Сколько можно дрожать? – поддержал его Трофим Вдовыченко. Другие пока молчали.
– Ну что, Виктор? – настойчивее заговорил Куриленко, пристально глядя на бывшего начальника штаба. – Ради свободы я бросил Красную Армию. Уж меня-то первым вздернут, если словят!
– А чо это мы должны кланяться? – напирая на «мы», спросил Иван Долженко.
– Голик же прибыл! Не кто-нибудь. И полный отчет привез. Тебе мало? – резко возразил Вдовыченко. – У нас отак вся Украина! Петлюра в одном углу надулся, как мышь на крупу. Галичане – в другом. Рабочие с большевиками. Мы тут, Батько там. Та шо ж так завоюем? Свободу? Дулю под нос!
Трофим вскочил, пошел к тополю и стал мочиться. Билаш посмотрел на струю, покачал головой. Он не мог забыть, как Нестор, ни с кем не советуясь, расстрелял сначала Полонского с женой, потом коменданта и начальника гарнизона Никополя (пусть не сам, Каретника заставил), а в конце концов бросил тифозный штаб на произвол судьбы. Разве это не предательство? И с таким Батькой снова брататься?
– Ну, что ты предлагаешь? – напирал Куриленко. Крупное открытое лицо его раскраснелось. Он ценил Билаша за редкий дар стратегического мышления, выдержку, честность и не хотел без него уходить к Махно. «Армии без Виктора не будет, – полагал Василий. – Мы все лихие рубаки, полк поведем, дивизию, а на большее масла в башке не наскребем».
– Я… думаю, – отвечая Билаш, кривя в усмешке правый угол губ.
– Индюк думал, и знаешь, куда попал? – уже сердился Куриленко. – Пошли завтракать чи обедать, и давай решать!
К вечеру прискакал еще один гонец.
– Батько тут рядом, – сообщил он, запыхавшись. – А на вашем хуторе бедокурил заградотряд и пять милиционеров из бывших махновцев. Мы их порубали. Ждем вас!
Теперь уж ничего другого не оставалось, как объединиться. В отряде Батьки насчитывалось около тысячи штыков и сабель при 50 пулеметах и 8 орудиях. Увидев жалкую полусотню новоспасовцев, Нестор Иванович спросил грубо:
– Вы что же это, сидите в подполье и не проявляете себя? Или хотите передаться на сторону красных? Тогда уходите к е… матери и будем драться!
Но повстанцы уже обнимались. Махно единогласно избрали командиром, а Билаша – начальником штаба. «Армия» пошла искать встречи с Буденным.
Украина кипела крупными и мелкими бандами. Батька Махно и «атаманы» помельче рангом нападали на железнодорожные станции и поезда, громили советские учреждения и склады, срывали продразверстку… Для укрепления тыла Юго-Западного фронта Политбюро ЦК РКП(б) приняло решение о направлении на Украину Дзержинского.
Он приехал в Харьков 5 мая. Вместе с ним прибыл целый эшелон, 1 400 человек – московские чекисты, командиры и бойцы войск внутренней охраны… В распоряжение Дзержинского передавалось авиазвено, бронепоезда и необходимое количество вооружения и боеприпасов.
Оля говорила Захарию:
– Чуешь, як птыци спивають? Всэ цвитэ, пахнэ. Хай воны там вси пэрэгрызуться. А ты будь дома!
– Та клыче ж Батько. Я його спасав, тэпэр вин нас.
Вчера в Рождественке побывали продотрядовцы. Объявили, что будут собирать овес для лошадей Буденного. Нужно приготовить муку, десяток свиней на мясо и другие продукты. Это по разверстке. А еще создается двойной запас. Он будет храниться тут же, в селе, и по мере надобности изыматься. Люди заволновались:
– Дэ ж його взять?
– У нас гостевали белые с помещиками, махновцы, ваши эстонцы, мадьяры. И всем – дай!
Командир отряда, видимо, из рабочих, с грубыми толстыми пальцами, терпеливо разъяснял:
– Мы же не грабители какие-нибудь. Мы – ваша, советская власть и не лезем по амбарам. Спокойно приготовьте, товарищи. Через день заедем и возьмем.
– Захар, ну скажи ж йому! – просили соседи Клешню. После того как он возвратился из походов с пустыми руками, люди поверили в его честность. Хотя и усмехались: чудак или дурак! А все-таки пришел домой и не калека. Другие вон пропали. Значит, шустрый. Может, может постоять за себя. И за нас!
Но он молчал. Раскроешь рот – зацапают. Всё припомнят! И те же соседи охотно подтвердят, что, конечно, был, был у Батьки, сукин сын, а як же. Угостят свинцом и цигарки не дадут.
Продотряд уехал. А сегодня утром нагрянули махновцы, вербуют в новую армию. Правда, незнакомые какие-то хлопцы. Захарий раньше их не видел. Да разве всех и запомнишь? Собрали бывших повстанцев, пообещали пугануть красных грабителей, как только те появятся. «Давай к нам!»– почти требовали. Клешня не возражал, но и не соглашался. Пришел на обед, рассказал жене. Та и слышать не хотела.
– Ни, ни! – замахала руками.
– Шо ты як коза? Мэ, мэ! Шкуру сдэруть комиссары, – ерепенился Захарий. – С голоду подохнэм!
Ольга не знала, что возразить. Муж прав. Но сердце стучало: нет, нет, не пускай!
– Та хай хоть и голод, а ты рядом, – сказала. – Кропыву будэм жрать!
Прибежали дети. Ольга заплакала.
– Батько покыдае нас. Попросить його.
Сынишка обнял ногу Захария. Дочка терлась щечкой о штанину.
– Ладно, ладно. Хватэ вам! – прерывающимся голосом пытался строжиться отец. – Нэ пиду. Буду дома.
А в это время по улице скакал верховой и звал: