– Э-гэй! Мужики, собирайтесь!
Захарий от безысходности поднял сухую, давно не стриженную голову, увидел облако и под ним – трепещущую точку жаворонка. Пел ли он – услышать не удалось. На том конце села стрельнули. «Будь оно всё проклято!» – ругнулся Клешня. Донесся еще какой-то шум, и над крышами взвился столб дыма. Хозяин хотел выйти на улицу, поглядеть, что там случилось, но жена не пустила.
– Убьют же! – вскрикнула, и словно в доказательство застрочил пулемет. Били очередями. Кто, в кого – не понять. Клешня с семьей спрятались в хате. Он достал из-под тряпок на чердаке карабин и выглядывал в окно. Никто больше не появлялся, не шумели. Крадучись, Захарий с оружием пошел к воротам. На том краю села горели три двора.
– Шо там такэ? – спрашивала Ольга, не выходя из хаты.
– Помогать трэба. Бида!
Жена прибежала, схватилась обеими руками за карабин.
– Нэ пущу!
– А якбы у нас огонь? – потерял терпение муж. Серые глаза его потемнели от возмущения. Он бросил оружие и кинулся к погорельцам. Люди носили воду ведрами, пытались залить языки пламени, спасали скот из сараев. Захарий влетел в горящую мазанку, заметил старуху, что стояла на карачках, схватил ее и выволок. Соломенная крыша обвалилась.
– Ой, гады! Ой, звери! – причитали женщины.
Клешня закурил.
– Хто ж цэ зробыв? – спросил.
– Та оти ж махновци! – злобно отвечал измазанный сажей дядько Петро. – Шоб йим на тим свити пэрэвэрнуться! Иты з нымы я отказався, и запалылы.
– А Мишку и Лаврентия скосили. Они на помощь с дробовиками выскочили, – добавил дедок, что стоял поодаль.
– То нэ махновци – красни! – уверенно заявил парень в разорванной сорочке. – Я узнав одного. Вин у йих вроде начальника. Провокаторы! Хто пишов з нымы – тут и пострилялы.
– Нэ можэ буть! – усомнился дядько Петро.
– Вот тебе и нэ можэ! – вроде даже обрадовался дедок. – Махновцы – свои. Не сотворили бы такое.
– Всякие там и там, – заметил Клешня.
На следующий день, как и было обещано, прикатил продотряд. У Захария забрали последнюю свиныо и мешок муки. Он стоял бледный и не проронил ни слова.
– Не горюй, отец, – сказал ему красноармеец, похлопывая по плечу. – Наживете! А это – голодающим, и для армии товарища Буденного стараемся. Он – орел! Летит на польский фронт. Вникаешь?
Когда продотряд уехал, сосед Лукьян, с волосистой бородавкой на лбу, подозвал Клешню к забору и шепнул:
– Чув? Нестор Иванович в Гуляй-Поле. Хочешь мстить – шевелись.
Это было что-то новое. Лукьян – самый зажиточный в селе, трое лошадей имел, сеялку, вкалывал за двоих. Раньше о махновцах и слышать не желал. А появился красный ревком, землю у соседа почти всю отрезали, коней увели. Вишь ты, вспомнил про Батьку!
Ночью Захарий протер карабин, поцеловал растерянную, притихшую Ольгу, детей и подался в Гуляй-Поле. Уже на подходе остановили его конные.
– Эй, кто будешь?
Клешня засомневался. Сосед – серьезный мужик, не мог сбрехать. А вдруг власть переменилась? Он назвал себя.
– Куда путь держишь? – добивался, наверно, старший дозора. Еще как следует не рассвело, и лицо его, фуражку трудно разглядеть. Есть там звездочка или нет?
– Та вы ж бачытэ, в Махноград, – хитрил Захарий. Если возмутятся, значит, красные. А он ответит, что к ним и бежит от повстанцев, которые зажгли Рождественку. Но уловка не удалась. Старший строго спросил:
– Так в чью сторону гребешь, Клешня?
Тот назвал своего бывшего командира Петра Петренко.
– До Батьки топаешь? – как-то ехидно уточнил дозорный.
Захарий занервничал:
– Шо ты прыстав? Вэды до начальника!
– Счас рубану, дядя, и никто не у знает, где могилка твоя. Отвечай! – прикрикнул конный. – Куда топаешь, гнида?
Хлебнувший вольности Клешня уже не мог стерпеть такого издевательства. Лучше сдохнуть на месте!
– До Батька! Ну и шо?
– Это совсем другое дело, – потеплел разведчик. – А то ерепе-енишься. Мы все грамотные. Топай!
У Захария отлегло от сердца: свои! Но пока он добирался к центру, еще два раза останавливали. Ничего не скажешь – грамотные стали хлопцы, беда научила сухари грызть.
Петренко был уже на ногах.
– О-о, здоров, Клешня! – обрадовался. – Где тебя носило? Жив, значит. А Сашку Семинариста, дружка, потерял?
– У красных вроде.
– Вот сволочь! Не ожидал. Та-ак, вон кухня коптит. Иди перекуси. Скоро в поход.
Куда они отправляются и зачем – Захарий не вникал. Какая разница? Теперь он готов на любое дело. Послышалась команда:
– Становись, братва! – и они, кто пеший, кто на коне, а Клешня вскочил на тачанку, отправились на Святодуховку. Там не задержались, пошли к Туркеновке. Пригревало солнце, зеленели поля. Село утопало в белом цвету вишен, груш, пахло медовым духом. Ничего этого особо не замечая, лавина повстанцев – около трех тысяч штыков и сабель – с топотом завернула на Успеновку, где, говорили, стоял штаб шестой конной дивизии Буденного.
Красные явно не ожидали такого наглого нападения. Они уже привыкли к победам, и рядом же, на хуторах, стояла еще одна дивизия! Что за дурь?