Нестор Махно

– А что я обещал? Придём! Вот и мы. Факт! Ну, здоров, Махно!

Радость была великая. Если сами буденновцы одумались, значит, погуляем еще по степям, покажем комиссарам, где раки зимуют! Собрались в хате на большой совет, выпили по чарке.

– Другие казачки пока колеблются, – гремел Маслаков. – Но они тоже с нами. Дай срок, Батько. Дай!

Галина слушала недоверчиво, лишь пригубив рюмку. Факт-то факт, да из ряда вон. Красные не раз перемётывались, но только пленные. А сейчас, когда положение совсем аховское, добровольно явились, и не кто-нибудь – гвардейцы власти! С чего бы это?

– Нам нечего терять. Хуже все равно не будет! – с усмешкой говорил силач. В юности он объезжал диких лошадей. Как-то неукротимый кабардинский жеребец вырвался из загона и полетел в раскидистую Ставропольскую степь. Маслаков смотрел на него, золотистого, и завидовал: вот так молодец! Сам бы убежал, но куда? А тут революция порвала все путы. Вахмистр царской армии – «черная кость» – с азартом сколачивал красные отряды в бригаду и бесстрашно водил ее против любых «превосходительств». Когда же приехал в отпуск по ранению и увидел дома чекистов, продотрядовцев, что грабили станичников, и новых шишек в очках – понял: опять ярмо накинули, марксистское. И хотя ему, как и Буденному, светила блестящая карьера, но в упряжи – Маслаков восстал.

Под стать комбригу был и матрос Брова, широкоскулый, кряжистый усач, отряд которого не смогли одолеть за три года ни австрийцы, ни белые, ни красные. Он между прочим спросил:

– А вам такой… Алексей Чубенко… не знаком?

За столом оживились. Многие знали его, старого анархиста, «дипломата». Год тому Алеша угодил в ЧК, и с тех пор о нем не было ни слуху ни духу.

– Жив? – обрадовался Виктор Билаш. Он вспомнил, как впервые попал в Гуляй-Поле и как радушно принял его тогда в гостинице Чубенко. Еще на двери мелом было написано «нач. штаба». Когда же это? Вроде сто лет назад!

– Сбежал ваш Алёха, – загадочно сообщил Брова.

– Из чеки, что ли? – не поняла Галина. Единственная, к тому же привлекательная женщина за столом, заинтересовала Маслакова. Он разглядывал ее, прикидывая: «Чья же это краля? Любовница, атаманша или жена?»

– Когда вы заключили союз с правительством, всех анархистов же выпустили, – говорил Брова. – Из Бутырской тюрьмы Алексей пробрался к нам в лес.

– Что ж молчал? – удивился Махно. – Мог бы, дипломат, хоть весточку подать! Может, в одной и камере бедовали?

– Не знаю, – отвечал матрос. – Чего-то опасался, наверно. У меня начальником штаба крутился и… сбежал, как только мы собрались к вам.

– Похоже, настучал Алеха в чека на нас, – определила Галина. Работая в комиссии антимахновских дел, учительница скоро разочаровалась в людях. За редчайшими исключениями, они оказались трусливыми, продажными, льстивыми и мелочными. Это печальное открытие, а также необходимость карать изменили весь ее облик. Карие глаза потемнели, губы сжались плотнее, суровее. Она теперь избегала ярких украинских нарядов и ходила твердо, не торопясь.

– Да-а, настучал дипломат, – согласился Батько, вздыхая. Сколько товарищей потеряно, и не только в бою. Некоторые изменили, подались к красным и дерутся как бешеные псы. Но, в отличие от жены, Нестор Иванович считал, что это – выродки. А народ чист и предан воле. Правда, доказательств того находилось все меньше и меньше.

– У нас есть просьба, – как-то странно, неуверенно начал Маслаков. – Даже не знаю… Может уважите?

– Не тяни жилы! – потребовал Махно, чувствуя подвох. За столом притихли. Что потребует бывший буденновец? Уж не командовать ли всем войском пожелает?

– Отпустите нас на Кавказ. Дайте мандат на формирование армии.

– Да ты что? – опешил Билаш, протянув руки ладонями вверх. – Еле-еле наскребли силу, а ты… бежать! У нас и так хоть караул кричи!

Тут заговорили наперебой. Это была если не измена, то явная глупость. Вот, оказывается, для чего они пришли. На свободу Украины им наплевать. И опять же: переколотят комиссары всех поодиночке!

– В Сальских степях нас примут как родных, – продолжал Маслаков. – Пишут мне, что там тоже голод. Пустые амбары, подметенные продотрядами. Пока ходим, буденновцы взбунтуются. Факт! Тогда и нагрянем к вам во всеоружии!

– Зачем же тебе наш мандат? – усмехнулся Василий Куриленко, заместитель Батьки.

– Э-э, Махно всюду знаменит, – с уважением сказал комбриг. – А тем более у нас, где целые станицы украинские. Я и сам Маслак. Это уже «ов» прицепилось. Так что с мандатом Батьки мы будем не дезертирами, а законным войском!

Разочарованные повстанцы долго не соглашались отпустить казаков. Но в конце концов уступили. Не держать же силой? Да и где она?

Под утро снова налетел красный корпус. Перестрелка была недолгой. Махновцы бежали к старому, знакомому Дибривскому лесу и там, за Волчьей, пленив полк 42-й дивизии, затаборились. Отдохнуть им не дали. По тому берегу речки рыскали буденновцы, вопили:

– Маслак-предатель, выходи!

– Не спасет тебя Махно!

– Эй вы, трусы, бандитские рожи!