Нестор Махно

– Повод! – вскрикнул он и поскакал. За ним отправились остальные к хатам, что кучкой ютились по эту сторону Волчьей. Встретился пожилой мужик.

– Солдат не видели? – обратился к нему Махно.

– Не-е.

– А хата целая?

Встречный показал на черные стены.

– Ось вона, – и смотрел явно недружелюбно. Ему хотелось взвыть от боли: «Шляются тут всякие! Вам революция, свобода чи вильна Украйина. Мэни як жыть? Семью куда? Эх, шо там. Еще зарубят и фамилию не спросят». Он отвернулся и, сутулясь, побрел дальше.

А отряду попались еще две тетки в цветных платках, чем-то вымазанных, скорее всего сажей. Лица измученные, не поймешь даже, сколько им лет.

– Здрасте, бабоньки! – оживившись, приветствовал их Щусь. – Немца нет в селе?

Они остановились, приглядывались.

– Ой, та цэ ж Хвэдир! Кавалер наш! – узнала одна. – Шо ж вы наробылы, шалапуты? Дэ ж наши хаты?

– Враги сожгли, – попытался оправдаться Щусь.

– И тоби нэ стыдно брэхать? Ради чого вы йих побылы? Якщо ради нас, то дэ ж та правда?

Видя, что этот разговор ни к чему доброму не приведет, Нестор толкнул Федора:

– Поехали.

Женщины сообщили вдогонку:

– Нэма нимця. Ни души. Нэ бойтэсь, хлопци!

На окраине Махно спросил:

– Проскочим, сынки, в главную часть села?

– Веди, Батько.

Дальше поехали скоро. Попадались нехотя лаявшие собаки, перепачканные в золе свиньи, ревущие телята. Повстанцы останавливались у своих хат, смахивали слезы, звали, но никого не было. Люди, похоже, разбежались по родственникам или куда глаза глядят, а кое-кто и прятался здесь, боясь показываться. Лишь в одном дворе мужики строгали бревна, ладили крышу. Отряд завернул к ним.

– Помощники нужны? – предложил Щусь.

– Давай бомбу, Федор, – отвечал тот, что стоял на стене. – Я их, паскуд, на кусочки буду кромсать!

– Мать моя, жена где?

– Подались, Федя.

– Куда, не знаешь?

– Я и своих не найду пока.

– А сколько хат сожгли? – поинтересовался Махно.

– Сотни, дружок, сотни.

Еще немного поговорили, поехали дальше, к лесу. Пахло гарью. Улица расширялась, и на поляне повстанцы увидели кучку людей со знаменами или хоругвями. Нестор придержал коня.

– Кто такие? – с тревогой спросил Щуся.

– Счас узнаем. Сергей, Вася, ану за мной!

Навстречу им вышел священник в рясе и с крестом в вытянутой руке. Федор узнал его. То был отец Иван, который, по словам матери, когда-то крестил младенца Щуся.

– Бог в помощь, православные.

– Что вы тут делаете? – удивился Федор, спрыгивая с лошади и направляясь к батюшке. Тот все держал крест впереди себя, ожидал, что они поцелуют его согласно обычаю. Но обвешанные оружием повстанцы остановились поодаль. На флоте, принимая присягу царю и отечеству, Щусь уже прикладывался к кресту. Где теперь те «святыни»? Предано и забыто. Хватит!

– Вы еще там были, на той стороне, а мы уже внимали, – сказал священник. – Оглянитесь! Разливанное море слез. Не утонуть бы нам всем. Пора христианам замириться ради Бога и Святого Духа. Простите врагов ваших. Пусть они не православные, однако же исповедуют Христа: и колонисты, и австрийцы. Негоже нам убивать друг друга.

– Я доложу, – буркнул Федор и направился к Махно.

– Что им надо?

– Хотят мира, Батько. Просят не проливать кровь христианскую.

– Передай скорее, чтобы никогда не выводил навстречу мне крестьян и не подходил с крестом!

Нестор не мог забыть, как ждал виселицу жутких пятьдесят два дня и каждое появление священника в камере бросало в холодный пот. Ни всемогущая церковь, ни прихожане никогда не помогли, не защитили его, мальца, ни многодетную его мать-вдову, ни братьев. Хотя бы так, как это делают баптисты: хату подсобят слепить, одежонку, еду поднесут. Иудей Кернер – да, помогал. Но не церковь. Где же она была раньше, когда всё рушилось? А теперь обездоленные поднялись на дыбы, так поп Иван, видите ли, о мире запел с крестом в руке. Кого оберегает? Кому служит? Еще и пророчить начнет, как ведун. Накаркает!

Федор возвратился.

– Он согласен, Батько. Не будет тревожить тебя. Но просит принять хоть хлеб-соль от людей.

«Ох и коварные, прохиндеи, – в бессильной ярости думал Махно. – Чуют, что народ клонится к рабскому миру, и тянут на свою сторону. Не выйдет у вас, святоши!»

– Ничего я у него не возьму. Провокация это. Так и передай.

Получив отказ, отец Иоанн постоял в раздумье. Нестор с седла наблюдал за ним. Священник был среднего роста. На крупной голове проглядывала лысина. Покатые плечи его опустились еще более, когда услышал ответ своего крестника.

Отец Иоанн, неуверенно ступая, возвратился к старикам. Те смотрели на него со страхом и жалостью.

– Я во всем… виноват, – с тихим стоном сказал священник. – Лишите меня сана. Нет… и этого будет мало.

Старики переглянулись. Затем, помолившись и не опуская хоругвей, направились к церкви.

А Махно скомандовал:

– Вперед, сынки. Нас ждут страждущие. И только!

После осмотра несчастных Дибривок повстанцы готовы были рвать и метать.

– Нужно мстить, мстить, мстить! – требовали они. – Веди нас, Батько, на врагов!