Она догадывалась, что тут не обходится без чего-то мистического. Единственная, не считая невесты тяжелораненого, колесит с вооруженными до зубов мужиками вроде персидской княжны! Но та не по своей воле попала к Степану Разину. «А ты, ты – сама запрыгнула в тачанку, вчерашняя гимназистка. Бедный отец, – тревожилась Тина. – Хоть бы не узнал. С ума сойдет, как выражается отрядный поэт Петя Лютый: «крыша поедет». Отец просто не поверит, спросит: «Тинушка, это правда?» Что отвечать? Любишь Нестора! Какого? Атамана разбойников? Но он же за справедливость, евреев защищает от всякой мрази. Потому что ты рядом? В жертву себя приносишь? А что, не так разве? Может, анархиста уважаешь? Да Батько и сам толком не объяснит, что это, Свобода! Она своя у каждого. Или честно: ты любишь мускулистого малого, сладкого в постели. И грозного! Даже пуля его боится. Но разве отцу об этом скажешь? Как придирчиво он приглядывался к Леймонскому: вежлив, умница, из родной торговой семьи. Чем не жених? Чем?»
Нестора все не было, шумел со своим штабом в другой комнате. Скоро явится. Как ни моется, а лошадиный дух остается. Бр-р. Не могла Тина и к этому привыкнуть. Еще запах спиртного. Отец пьет только по праздникам, серебряную рюмочку с фамильным вензелем. Здесь же дочку научили, как говорит бесцеремонный кот Щусь, «прикладываться». Пока помаленьку, с отвращением. Сидишь рядом – не откажешься. Бр-р. Сжавшись под грубым, колючим одеялом, она захихикала. «Ох, и вышвырнут же меня когда-то, как ту княжну, – думалось. – Счастье, что моря в степи нет».
Скрипнула дверь.
– Прости, голубка, – сказал Нестор. – Задержался чуток.
Он снял тяжелый пояс, разделся в темноте и юркнул под лижнык. Тина порывисто обняла его и забыла об отце, Леймонском, о лошадином духе и персидской княжне…
Разбудил их дежуривший по отряду Алексей Марченко:
– Батько, Батько, – говорил он, постучав. – Хлопцы помещика поймали!
– Что там… на улице? – через некоторое время спросил Махно.
– Рассвет скоро. Шесть часов.
Нестор легко оделся, нацепил шашку, вышел. Было сыро, холодно. У крыльца ждал Марченко. Поодаль стояли еще трое или четверо.
– Кто такие? Что за нужда? – недовольно осведомился Батько, поеживаясь.
– Цапко фамилия. Недалеко проживает, – докладывал дежурный. – Я их давно знаю. Злобная семейка. До революции жилы тянули из мужика. Потом с гайдамаками прикатили, землю отбирали назад. Дядю моего шомполами секли. Я этому гостю хотел сразу закатать пулю в лоб. Чего шляется ночью у села? Но есть же приказ – не чинить самосуд. Вот и решайте.
– Подойдите сюда! – позвал Махно.
Цапко бодро выступил вперед. Был он вроде в барашковой шапке, в пальто, высок ростом.
– У нас там свадьба, – заговорил громко, уверенно. – Я их предупреждал. Не время, ребята. Да им что? Охота пуще неволи! – он хохотнул. – В церковь, видите ли, потянуло. Захотели венчаться на рассвете и послали просить вас, Батько, чтобы проехать через Старую Темировку. Вся история. Как на духу.
Нестор слушал его внимательно и не поверил ни единому слову. Между тем это была чистая правда, но как всегда – не вся. Изо рта помещика шел пар, пахло вином. «С кем пил? – тревожась, прикидывал Махно. – Черт его разберет. Скорее всего, с офицерами. (Это тоже была правда). А шустер, однако, неглуп, подлец. Мы тебя все равно проведем. Зябко что-то, пробирает до костей».
– Подождите тут, – сказал Нестор, возвратился в хату, надел шинель, шапку, вышел. – Дежурный, поднимай отряд! – скомандовал. – Будем немедленно уходить!
– Слушаюсь, – ответил Марченко и, не задавая лишних вопросов, побежал исполнять. В сарае задорно кукарекнул петух.
– А вы, гражданин Цапко, – продолжал Нестор, – передайте сватам, что могут ехать. Нас здесь уже не будет.
Помещик поклонился и ушел с разведчиками.
– Что ж ты наделал, Нестор? – возмутился Петр Лютый. Он стоял с Семеном Каретником и все слышал. – Это шпион! Никакой свадьбы нет!
Петухи уже перекликались вовсю, и доносились голоса команд.
– Ты, Петя, умнее детей моего отца? – съязвил Махно. – Срочно найди Марченко и передай: выезд отменяется. Но чтобы никто не раздевался, и раненых пусть не снимают с подвод. Мало ли что. Не зря он шлялся тут.
Лютый убежал.
– Опасаешься нападения? – поинтересовался Каретник.
– Надеюсь, пронесет. Цапко сообщит о нашем уходе.
– Слушай, Нестор, помнишь, барыня… как же ее, старую куклу? Каркала, что гетман Скоропадский утёк. Зачем она это брехала?
– Лукавую бабу и в ступе не истолчешь. Пошли в хату.
Хозяева тоже не спали, возились у печи. Там потрескивали дрова, и отблески огня хоть немного веселили душу.
– Доброе утро, – сказал Махно, направляясь в комнату, где спала Тина.
– Дай-то Бог, – вздохнула хозяйка, – чтоб скорее закончилась вся оця смута. В чем мы провынылысь пэрэд ным?
Нестор остановился, хотел возразить, но тут влетел Петр Лютый.
– Пулемет бьет! Навел-таки помещик!
Они поспешили на улицу, прислушались. Трещало уже как будто с трех сторон, и пули свистели над крышей, где вяло, нехотя занималась заря. Со всех ног во двор бежали командиры.