– Все намаялись, – примирительно заметил Алексей Чубенко, что сидел на мешке с сухарями. Он старался не шевелиться, чтобы не подавить их. Среднего роста, плотный и благообразный Чубенко не лез вперед, не отставал и был, что называется, себе на уме. Вместе с другими анархистами он бежал от австрийцев и агентов Центральной Рады в Россию. Потом, в конце лета, в Курске встретил Махно, и они вдвоем пробирались сюда.
– Потише вы! – зашипел Роздайбида, в окошечко наблюдая за улицей. – Баба какая-то летит. Услышит и раскудахчется, черноротая.
– Так что же с Моисеем? – шепотом спросил Нестор.
– Его прямо из постели выдернули, – тихо продолжал Марченко. – А перед этим Емельяна, твоего брата, на глазах детей…
– Оставь, – попросил Махно.
– Извини. Словом, видят, что зашли далеко, и обратились к людям: «Хто такый Калиниченко? Злодий чи добрый чоловик?» Народ заступился. А власть это не устраивало. Спросили богатеньких: помещика Цапко, купцов Митровниковых, хозяина мыловаренного завода Ливийского, твоего Кернера…
– Не бреши, – перебил Петр Лютый. – Михаил Борисович в такие дела не суется.
– Хай смолчал. А остальные в один голос: «Злодий! Злодий! Помогал Нестору Махно чернь бунтовать, был членом анархического ревкома. Вин проты Дэржавы!» Повезли Моисея в Харсунскую балку, поставили на край. Солдаты дали залп. Моисей упал. Люди, кто смотрел, побежали в ужасе и слышат: «Убивайте скорей!» Оглянулись, а Калиниченко… опять на ногах. Что за чудеса?
Алексей поерзал на буравке, покусал тонкие губы.
– Солдаты еще раз пальнули. Моисей опрокинулся. Люди уже не верят своим глазам: дважды расстрелянный… поднимается! Тут и у зверя бы, наверно, проснулось милосердие.
На чердаке стало так тихо, что послышалась мышь, шуршащая в сене.
– Ну и что же они, гады? – прошептал Нестор.
– Подскочил офицер, сторонник Центральной Рады Гусенко и выстрелил из пистолета в висок. Да, видно, руки дрожали – попал в щеку. Несчастный Моисей завопил: «Убивайте же, палачи, не мучьте!» Тогда солдаты, немота, дали два залпа подряд…
Махно передернулся в холодном ознобе. Все молчали.
– Когда возьмем их за глотку, Нестор? – спросил Петр Лютый. У него не было сомнений, кто должен верховодить. Да, Махно ошибался. А другие что, ангелы? Семен Каретник тугодум, пока сообразит – и рак свистнет. Алеха Марченко въедлив, хуже тещи. 4 убенко слишком осторожен. «У них, конечно, небитый козырь – война за плечами, – прикидывал Петр. – Ну и что? Я тоже унтер. А в главари не рвусь. Кишка тонка».
– Слышали, что творится? – сказал Нестор с яростью. – Я приехал… освобождать родную Украину. Нужно поднимать трудящихся… без различия национальности. Но сейчас…
Он не мог говорить. Мерещился розовый младенец, лезло в голову: «Вот оно, милосердие, смирение. Вот. Вот!»
Мышь легонько шуршала в сене.
– Но сейчас предлагаю… срочно ехать!
– Куда? – Семен Каретник резко приподнялся. – У нас же один пулемет и пять наганов. Это слезы!
– Добудем в бою. Когда ехал сюда, мне встретился отряд Ермократьева. Найдем его и объединимся. По пути возьмем Жеребецкий банк. Купим еще оружия, бричку.
– Ермократьева… не знаю, – озвался Марченко. – А вот матрос Щусь точно сидит в Дибривском лесу.
Нестор насторожился: «Ищут вожака. Я уже не подхожу». Но на слова Марченко не обратили внимания. Всяких слухов хватало.
– Зацапают нас, хлопцы, як солохиных курчат, – сказал Алексей Чубенко.
– Кто дрожит – зарывайся к мышке в сено! – отрезал Махно.
– Давайте хоть ночи дождемся. Бабы шастают, – предостерег Роздайбида.
– Не могу… Паралич разобьет! – Нестор вскочил, ударился головой о пыльные стропила, ойкнул. Все заулыбались, чихая.
– Шуструю вошку первой ловят, – изрек Пантелей Каретник.
Сквозь красную татарскую черепицу сочился мрачноватый день. Пахло сеном.
– Кроме пуль и бомб, Нестор, – неторопливо сказал Семен Каретник, – требуется хоть завалящая организация. Штаб.
– Мы не квочки – не высидим. Поехали! – Махно поднял крышку лаза. – Оля, Захарий, вы тут?
– А шо хотилы?
– Подставляйте лестницу, – и они все, кое-кто нехотя, начали спускаться. Хозяева зашептались.
– Неужто в дорогу? По видному? – испугался Клешня.
– Да, – подтвердил Махно.
– Жинка каже, шо нельзя. Соседи ж выдадут!
– Ах, соседи! – вскипел Нестор. – Передайте им, что вернемся – отрубим язык. Для кого же мы рискуем?
– Нимци и гайдамакы… кожного десятого, – всхлипывала Ольга.
– Может и правда, погодим до темна? – попросил Чубенко.
– Быстро ты забыл лютую казнь Моисея! – темные глаза Махно вспыхнули холодным, беспощадным огнем.