Нестор Махно

– Ладно. Посоветуйся с нашим главным контрразведчиком Левой Голиком, и посылайте. Только не этих заметных, что ты назвал, а мелочевку подберите.

Так, исподволь, потянулась ниточка. Григорьев клюнул. Потом стал искать более тесных связей. Договорились о встрече в Екатеринославе. Но там посланца схватили большевики. Кто-то донес. Нет спасу от проклятой диктатуры. Какая же с ней свободная Украина? Комиссаров зато шлют!

В таком настроении Махно встретился с группой анархистов, приехавших из Харькова, Иваново-Вознесенска для совместной борьбы. Один из них, Черняк, рассказывал:

– Наши товарищи сидят по тюрьмам, расстреливаются чекистами всего лишь за то, что выступают на митингах и разоблачают большевиков. Пора проснуться, Батько! – и бросил на стол пачку харьковских «Известий». – Про вас пишут. Вот передовица «Долой махновщину».

Нестор прочитал, побледнел.

– Сейчас же арестовать полковых комиссаров! – приказал Льву Голику. – Хай посидят, как наши в казематах ЧК!

Виктор Билаш пытался протестовать:

– У меня они от станка, от сохи. За что должны страдать?

– Не слиняют, – ответил Махно и сел писать приказ: «Секретно, вне очереди. Всем начбоеучастков, командирам частей… До особого распоряжения всех политических комиссаров арестовать, все бумаги политотдела конфисковать, просмотрев, наложить печати».

Это был бунт. Не зря же нагрянул сам Антонов-Овсеенко! «Что у него на уме? – прикидывал Батько. – Может, пока тут играет оркестр, к Гуляй-Полю стягиваются дивизии красных? Да где они их возьмут? Фронт бы удержать. Нет, для кары – диктаторы найдут!»

Но страхи были напрасны. Махно с высоким гостем держали речь. «Новобранцы» дружно гаркнули «Ура!» Это понравилось комфронта. Ознакомившись с делами в штабе, он еще более утвердился во мнении: тут работают профессионалы. Яков Озеров четко вел документацию, доподлинно знал боевую обстановку, но вдруг брякнул:

– Соседняя с нами девятая дивизия Южного фронта настроена панически, а ее командный состав – белогвардейцы!

Овсеенко не ожидал такого заявления и развел руками:

– Я получил донесение члена их реввоенсовета, что ваша бригада разлагает стоящие рядом части. Кто же прав?

Он умолчал о предложении, которое было там: «В связи со сдачей Мариуполя не сочтете ли подходящим моментом убрать Махно, авторитет которого пошатнулся?» Копия этого донесения ушла к Ленину.

– Вот же документы! – горячо возразил Озеров, пряча покалеченную правую руку.

– Убедили, – согласился комфронта. – В чем нужда?

Сидевший рядом с Батькой Федор Щусь отчеканил:

– Да ничего же нет: ни денег, ни обувки. Дыбенко дал. итальянские винтовки. А чем заряжать? Это просто дрючки!

– Как же вы держитесь? – пробасил Овсеенко. Сам украинец, он знал, насколько тонко тут умеют прибедняться. Ответил сумрачный Каретник:

– Ха, добываем в бою. Взяли пушки – своя батарея. Отбили недавно четыреста коней – вот и кавалерийский полк. Но беда – ни телефонов, ни лопат, ни даже марли, чтоб рану перевязать.

– Зато ероплан есть. Правда, не летает. Волы тянут его, – вставил ехидное слово и Алексей Марченко.

– Кто из вас подсёк конницу Шкуро? – сменил тему разговора комфронта. Хотелось поглядеть на ловкача.

Шутка ли, разломал «доблестных» терцев. Сам Батько? Тот загадочно помалкивал. Не указывали на него и другие. Странно. Это редкий случай польстить. Озеров? Нет, он толковый штабист, а такие не водят полки. Может, тонконосый, что словно с византийской иконы? Как его? Каретник. Вряд ли. Тугодум. Кто же? Высоколобый? Марченко, кажется. Или красавчик Щусь? Кто?

– Отличился Виктор Билаш. Он сейчас под Мариуполем, – сказал наконец Махно. – Вместе с комполка Петренко действовали.

– Доложите конкретнее.

– Потрепав нас крепенько, Шкуро стал на отдых в немецких колониях. Удара не ожидал. А наши сгребли все наличные силы и рубанули ночью с двух флангов. Взяли четыреста пленных и обоз. Генерал засверкал пятками на Дон. Там же крупное восстание против Советской власти в районе Казанская-Вешенская…

Батько явно лез на рожон, и эти, сказанные как бы между прочим, слова задели Овсеенко. Но тут дверь растворилась и, переваливаясь на обрубках ног, вошел незнакомец. Широкое, по-монгольски плоское лицо его улыбалось.

– Наш главный бандит, – осклабившись, не без иронии представил его Нестор.

Гость, казалось, не обратил на это внимания и подал жесткую руку командующему фронтом:

– Я батько Правда.

– Так это о вас ходят слухи, что коммунистов режете и свергаете Советскую власть? – спросил Овсеенко.

«Сейчас начнет о комиссарах», – решил Махно и весь подобрался.

– Ну, якшо вона бойиться калик, ваша власть, – ответил Правда, – то чым же я йий допоможу?

За столом оживились. Он шебутной, бесцеремонный и ноги-то потерял не в бою, а еще когда работал сцепщиком вагонов. То ли зазевался, то ли по пьянке.

– Пора и перекусить, – напомнил Махно. – Прошу ко мне домой.