Решено – отправляюсь в Рейкьявик. Как-то само собой пришло чёткое понимание – там я, наконец, смогу найти возможные ответы на мучившие меня, всё последнее время, вопросы.
А ещё поддался Машинным истеричным уговорам взять её с собой.
Визы получали в посольстве Дании. Эти исландцы, зачем-то, делегировали контроль за въездом к себе датчанам и финнам. Видимо объясняется тем, что прямых рейсов из Москвы нет, а значит, полетим через Копенгаген.
Уже куплены билеты, но всё пошло совсем по-другому….
___________________________________//______________________________
Мои хозяева как с цепи сорвались. Беспрестанно ругаются между собой, а ведь раньше такое было редкостью. Меня словно перестали замечать – ни тебе привычных ласк, гуляю теперь чаще с Ромкой, а иногда стали забывать даже в миску положить.
Ещё Марусей пребольно наказана за тот укушенный палец старухи.
Судя по двум походным баулам, стоящим в прихожей, кто-то куда-то собрался. Заглянув в них, пока открыты, унюхала лишь вещи хозяина и хозяйки.
Так хочется с ними. Брали же они меня с собой на море. Но, видимо, в этот раз не суждено, хотя и кручусь целый день под ногами намекая, они не одни в этом подлунном мире.
Хочется, чтобы взяли и мальчишку, но вряд ли – он слоняется хмурый. Жалко себя и его. Перехожу на тихий скулёж….
_________________________________________________________________
______________________________________________________________
_______________________________________________________________
___________________________________//____________________________
Умер я, для себя, совершенно неожиданно. Вроде бы ничто не предвещало такого быстрого конца – он никак мною не ощущался.
Но что-то не свезло – удар тяжёлым сзади, визг ничего до этого непочуявшей Жули, рвущая поводок из руки, и всё – реальность погрузилась в темень небытия. Так мне тогда показалось на фоне стремительно ускользающего периферийного сознания.
Случилось это в вечерних сумерках одной из аллей городского парка недалеко от собственной квартиры. Ровно за сутки до вылета в сторону Исландии, возвращаясь после прогулки с собакой.
Когда же зрение вернулось, а вокруг сплошь синь неба, которая невыносимо утомляет и одновременно чудесным образом, действует успокаивающе. Как всё-таки странен подобен эффект своим производимым противоречием.
С небесного купола начинает вырисовываться лик благообразного старца в белых одеждах и бородой отливающей серебром. Строгий взгляд из-под седых бровей.
Голосом размеренным и внятным:
– Да, обрёл ты отныне бестелесность и перестал быть земным. Только появилась у тебя возможность увидеть отсюда то, что немало удивит, порадует и огорчит, а остальное додумаешь сам, – и растворился образ его в глубине ультрамарина.
Воспринял эти слова с каким-то безразличием, будто адресованы они не мне.
Но тут же прожитое «там» разом представилось неким пиршеством абсурдизма, судьбоносных нелепостей, а логика, которой руководствовался, перестала быть ею как таковой. То, что всегда считал для себя ложью, во многом обернулось с точностью до наоборот и где мучительно сомневался – с лёгкостью избегалось.