Чтобы разглядеть фигурку, мало было просто вглядеться – следовало встать на колени. Надо было скользить взглядом по блестящему черному материалу, что казался немного прозрачным, – огонек лампады словно поглощался статуэткой и вновь загорался – уже другим, тревожным, неспокойным светом.
Мужчина большую часть времени смотрел себе под ноги. Когда-то в прошлом колени быстро начинали мучительно болеть, но теперь он привык, и холодный каменный пол уже не приносил страданий. Он просто стоял на коленях, время от времени поднимая взгляд на статуэтку, словно пытаясь понять, что хотел сказать давно ушедший в небытие мастер, изготовивший эту одну из двадцати черную скульптуру.
Хотя ответ был прост. Из этого черного камня можно было сделать лишь одно.
– Тьма, ты несешь покой, а Свет несет хлопоты. Тьма, ты даришь прохладу, а Свет дарит жару. Тьма, в тебе есть укрытие, а Свет все выставляет напоказ…
Никто и никогда не говорил этому человеку, с какими словами надо обращаться к Богу. Слова не имеют значения – только те чувства, которые живут в сердце. Поэтому он не слишком задумывался, что следует говорить… можно жаловаться на свою судьбу или обещать свершить подвиги во славу Эмнаура, можно рассказывать о себе или о тех местах, что довелось увидеть, можно пересказывать сплетни или просто молчать. Все годится.
– Прошу тебя, Эмнаур, даруй мне мудрость понять твою волю…
Да, можно было и просить. О благах, о мудрости, о совете, о мести. Или о чем-нибудь еще. Эмнаур сам решал, к чьим мольбам снизойти, – Алкет Гард слышал истории о тех, кому Эмнаур ответил. Он даже знал одного. Все знали, что много лет назад Юрай Борох услышал Голос. Что именно услышал Юрай, так и осталось тайной, ибо поделиться божественным откровением служитель Триумвирата может лишь с одним человеком – верховным жрецом. Лишь он, верховный жрец, имеет право объяснить служителю смысл божественных слов. Поговаривали также, что иногда находились желающие обмануть жреца, придумать божественные слова – в надежде занять более высокий пост в Триумвирате, приобрести влияние или (находились и такие) богатство. Как отличал жрец истинное откровение от грязной лжи, не знал никто, – но отличал. И лжеца ожидала Казнь Эмнаура – смерть во тьме от голода и жажды. Смерть, пришедшая среди молитв о прощении – или среди проклятий и поношений, обращенных к Богу. Ведь Эмнауру важны не слова, важно лишь устремление души. Бывало, что он прощал… редко, очень редко.
Сколько смертей видела эта темная келья?
– Скоро будет война, великий Эмнаур. Я хочу… – Алкет замялся, подбирая слова. – Я хочу принести пользу.
Это были правильные слова. К чему мечтать о славе – все равны перед Эмнауром. К чему мечтать о золоте – Триумвират дарит своим служителям достаточно, чтобы не страдать от холода, не мокнуть под дождем, не терзаться муками голода или жажды. Можно мечтать о любви, хотя это чувство считалось недостойным истинно верующего, – а удовольствия плоти были доступны, и не нашлось бы женщины в тавернах, борделях или домах сервов, что отказалась бы разделить ложе с одним из безликих. Что же касается женщин, занимавших более высокое положение, – часто и они не желали оскорбить отказом человека в маске. А если все же не могли подарить ему час или два страсти, то находили убедительные слова. Настаивать было не принято…
Настоящий служитель Триумвирата живет лишь для того, чтобы приносить пользу.
– Я хороший маг, великий Эмнаур. – Алкет знал, что говорит правду, а потому и не считал себя впавшим в грех гордыни. – Я хороший маг, и место мое – на поле боя. Рыцари Ордена – сильные противники, и я прошу тебя, позволь моему искусству хоть на миг приблизить победу Империи.
Не было необходимости возносить мольбу Эмнауру именно здесь, в келье, что была создана вскоре после Разлома. Или даже раньше… тысячелетия истории стерли воспоминания о неведомых строителях, что вырубали коридоры в толще скал, о мастере, что создавал статуи из обломков, упавших с неба. Некоторые искренне верили, что это куски плоти самого Эмнаура, павшего в битве с проклятым Эмиалом, дабы потом возродиться в душах и сердцах своих верных приверженцев. Считалось, что обращаться к Богу можно было отовсюду, но Алкет упрямо приходил сюда, опускался коленями на холодный каменный пол и шептал слова, слышимые только ему и Богу.
– Я много лет учился, и теперь я готов…
– Да…
Алкет вздрогнул. Звук раздался словно бы в его голове – и в то же время возникало ощущение, что тихий голос исходит сразу со всех сторон – от статуи, светящейся колдовским пламенем, от лампады, от замшелых стен.
– Ты… ты ответил мне? – Он все еще не верил.
– Да… – прозвучало снова. – Я отвечаю тебе, Алкет Гард, служитель второго круга…
– Что я должен сделать, Великий? – Он уже почти кричал, зная, что это бессмысленно. – Укажи мне путь!
– Иди к верховному жрецу… – шелестел голос, наполняя Алкета ликованием. – Иди… скажи… алый свиток…
– Сказать про алый свиток? – Он отчаянно боялся неправильно понять откровение, неверно истолковать божественные слова.